Надежда Бабкина: «Я начала жить в полную силу»

«Извини, что реву, не могу сдержаться», – рассказывая о встрече, перевернувшей ее жизнь, Надежда Георгиевна вытирает салфеткой набегающие слезы.

«Знаешь, Андрюша, у каждого человека возникают такие моменты, когда очень нуждаешься в поддержке. После тяжелого развода я очень старалась выбраться из темноты и уныния, ходила в церковь, но исповеди на местном уровне не срабатывали. Вероятно, я была не до конца откровенна, не знаю. И вот мы с моей подругой Ларисой едем в Загорск к архимандриту Науму. В три часа утра занимаем очередь, вокруг теснятся сотни людей со всей страны. У всех своя причина увидеть великого старца, свои мысли, своя боль в душе, как и у меня. И вот стоит эта огромная толпа, выходит монахиня: «Вот ты, молодой человек, бабушка, проходите. А остальные ждите, может, и получится».

Стоим, ждем. В шесть уже рассвет, служба начинается, все визиты заканчиваются… Три дня мы в Лавру ездили, там блата никакого, знакомств тоже никаких быть не может, артист ты или нет, все абсолютно одинаковы. И вдруг в утро перед Пасхой выходит монахиня и показывает на меня. Я даже оторопела. Думаю, быть не может! Она говорит: «Да-да, иди» и еще двух человек зовет, а Ларку не взяли.

И я стою, листок у меня белый, не знаю, с чего начать. Я никого не оскорбила, никому плохого не сделала. И пока я так раздумывала, все та же монахиня подходит: «Ну-ка, поднимайся и двое монахов тоже». И вот мы втроем, я посередке. Заходим в малипусенькую келью. А там белый-белый человек с глубоченными глазами, как будто ты в них тонешь! Валенки на нем, холодно было. И он смотрит так… Старцы уже бьют челом, а я от растерянности или от неумения говорю: «Здрасьте...» Монахи истово крестятся, а я ему опять: «Здрасьте». Он сажает батюшек под занавесочку, а мне протягивает руку за бумажкой: что ты, мол, там написала? Видит чистый лист и произносит: «Становись на колени».

А потом у нас со старцем состоялся душевный разговор, и я рассказала, что выступаю, коллектив создала». Он в ответ: «А ну-ка спой мне «Отче наш», молитву». Я спела. «Хорошо, а «Ревела буря, гром гремел» знаешь?» Я киваю. «Тогда начинай». Но я молчу, потому что представила: если сейчас, во всю прыть… реализуюсь, эта келья может рухнуть. А он улыбается монахине, мол, упрямится, слов, наверное, не знает. «Да знаю я!» – и запела. Старец просит: «Громче, еще громче!» Тогда я как заорала: «И беспрерывно гром гремел…», а у самой мысль вертится, что скажут те, кто стоит на ступеньках? Подруга Лара в этот момент молилась в одном из храмов, услышала мой голос: «Надька-то с ума сошла. Че ж она у старца – и поет!» и рванула к келье Наума. А туда никого не пускают. Когда я закончила, старец произнес: «Вот и молодец. Мне и надо было, чтоб ты мне душу свою раскрыла».

А дальше мы заговорили о жизни, о том, счастлива ли я в семейных отношениях, как ко мне относятся люди, как я к ним отношусь. А закончилось тем, что меня загрузили: детская литература, яйца крашеные, куличи. Монахи помогли, выносят ящики, я выхожу. Ларка изумленно: «Откуда ты это все взяла?» «Старец дал, а еще сказал, чтобы ходила в церковь на Никитской». А я ведь там живу! Представляешь?! И мне стало так светло, так хорошо, легко на душе! Прямо счастье почувствовала! И с тех пор у меня все началось, как-то сразу все открылось. Я готова была общаться, влюбляться, смеяться, куда-то ездить, путешествовать, жить полноценной жизнью. До этого все было как будто полу. А сейчас так хорошо!»