За плечами Александра Домогарова десятки знаковых ролей в театре, более сотни — в кино. Граф де Бюсси и гардемарин Горин, Нижинский и Сирано, Турецкий и Богун, капитан Трошин и Рихард Зорге, граф Милорадович и Василий Качалов… В эпоху легких форм и современного искусства он остается этаким мамонтом, который с каждым годом к выбору материала подходит все более осторожно. Более того, каждую работу пропускает через себя, порой жертвуя здоровьем. Главная награда — неизменно полные залы, овации и охапки цветов, которыми зритель одаривает его на протяжении десятилетий.
Новый герой Домогарова описывается как «немного мистический, демонический, самолюбивый, наделенный мятежным духом, когда-то ведший разгульную жизнь, но теперь остепенившийся». Каким будет его Евгений Арбенин в спектакле «Маскарад»?
Давайте начнем с того, чем вы живете последние месяцы. Наверно, все мысли сейчас только об одном…
Чем я сейчас живу? Я живу в Театре армии, вся жизнь сводится к сцене, репетициям, текстам. Ничего другого не буду устраивать, даже юбилейный вечер перенес на октябрь. Если раньше я мог соединять два процесса, то, наверно, в этом отличие 60-летнего человека: пришел к выводу, что надо сделать что-то одно хорошо, и это будет спектакль. Как человек сомневающийся, надеюсь, все получится. Силы положены, конечно, колоссальные — и наши с Ниной Владимировной Чусовой, и со стороны театра. Проект большой, технически сложный, для артиста трудный. Потому что это «Маскарад» Лермонтова, 1835 год, и мы пытаемся найти какие-то параллели с 2023-м, чтобы нынешнему зрителю было интересно.
Почему взялись именно за это произведение? Ричарда вы хотели сыграть, чтобы примерить такую неоднозначную личность на себя — его пластику, темное нутро. Как вот в этот раз было? Что вас в этой роли привлекло — тоже изучение природы героя?
На самом деле у нас с Ниной Владимировной давно шла речь о «Маскараде» в Театре Моссовета. А вообще история начиналась еще с Павла Осиповича Хомского (худрук театра до 2016 года, — прим. авт.). У него родилась идея, и мало кто знает, что мы даже репетировали несколько раз в его кабинете: полгода встречались, читали, он мне очень много рассказывал и, наверно, зерно было посеяно именно тогда. Ты понимаешь масштаб пьесы и масштаб роли, хотя, возможно, многим «Маскарад» уже навяз в зубах, потому что его часто ставят. Совсем не простая пьеса, хотя, казалось бы, крайне проста — бытовая мелодрама. Но тут зарыто глубоко. Я хоть и много лет прожил и повидал разных материалов, здесь, когда начал вчитываться и вгрызаться в слова, делал открытие за открытием. До сих пор не понимаю, как можно такое написать в 23-24 года. До меня только сейчас доходит смысл фразы:
Что такое жизнь? Жизнь — вещь пустая. <…>
Что жизнь лишь дорога, пока она прекрасна,
А долго ль!.. жизнь как бал —
Кружишься — весело, кругом все светло, ясно…
Вернулся лишь домой, наряд измятый снял —
И все забыл, и только что устал.
Но в юных летах лучше с ней проститься,
Пока душа былым еще не тяготится…
Кружишься — весело, кругом все светло, ясно…
Вернулся лишь домой, наряд измятый снял —
И все забыл, и только что устал.
Но в юных летах лучше с ней проститься,
Пока душа былым еще не тяготится…
То есть, пока в тебе нет нагромождения всей жизненной истории и она не начинает давить. Что ни фраза — можно выписывать отдельно и вставлять в рамочку. Казалось бы, сцена мужа и жены… Столько нюансов вырастает после отравления Нины, что я даже не знаю, кем становится Арбенин. Мы можем додумывать, домысливать, как он наблюдает, что с человеком происходит на его глазах. Он же видит, он же знает! И только в конце сцены говорит, что дал яд. Помимо того, что Евгений высказывает свои претензии, что он, должно быть, переживает внутри! Это сильно выходит за рамки обычной семейной драмы, трагедии с отравлением супруги. Перед нами какое-то философское размышление на тему существования человека N со странным прошлым: «женился и богат, стал человек солидный» <…> «глядит ягненочком, — а право, тот же зверь». Какой зверь? Кем он был? Есть что зрителю рассказать. С Павлом Осиповичем я был еще слишком молод, я категорически не мог этого сделать. Сейчас, наверно, пришло то время, когда можно что-то свое сказать в «Маскараде».
Много ли в этой роли для вас неудобного, некомфортного? Того, что вы как раз любите в своих новых героях.
Да практически все. Начинаешь вчитываться и понимаешь, насколько много в ней можно вскрыть. Зачем человек по фамилии Арбенин пошел в игорный дом, живя с молодой женой и будучи очень богатым? Что им движет? Не удалась жизнь? Греет кровь? Ситуация, что бывший игрок? Слова-слова…. Зачем он полез в эту клоаку, где люди играют на имения, на жизнь, на эполет….
И зачем?
Есть ответ, попытаемся дать его на сцене. Но опять же, это наш ответ, и зрителю судить — попали мы или нет. Каждый поворот сюжета мне, артисту Домогарову, задает вопросы, и я счастлив, что мы снова с таким сталкиваемся. Опять я иду по пути адовой муки, опять у меня руки-ноги не двигаются, опять не знаю, как говорить — речевой аппарат не доносит ту мысль, которую я хочу, он еще не слушается меня так, как должен.
Ну вы же любите через преодоление….
А по-другому нет смысла браться, если с холодным носом! Я знал, что будет сложно. Спектакль для меня физически очень тяжелый. Это не выйти и просто провести три часа. Это колоссальные монологи, огромная энергия, смыслы, наполнение сцен.
Текст остался в стихах? На всякий случай уточняю, так как сейчас даже классику иногда переводят из поэзии в прозу.
Да, основа останется та же. Мы не Марчелли, простите, мы не можем Шекспира переписать, нам хватает совести этого не делать. Есть какая-то компиляция, которая, как мы считаем, необходима, чтобы выявить драматическое направление спектакля. Но стараемся действовать максимально тонко.
Вообще, когда я перечитывала «Маскарад» недавно, в какой-то момент появилось ощущение, что это же вы и есть Арбенин, вы похожи. Его описывают как «немного мистического, демонического, самолюбивого, наделенного мятежным духом, когда-то ведшего разгульную жизнь, но после женитьбы остепенившегося».
В пьесе Арбенин показан как герой, уже слепленный судьбой. Которая ему дает право так себя вести, которая дает ему силу так себя вести. Понятно, что девочка Нина гораздо моложе Арбенина, и мне, 60-летнему мужчине, известно, что такое разница в возрасте в 12 лет и больше. У меня в жизни это было, я знаю, что такое молодая женщина, которая находится рядом. Но мои знания по сравнению с Михаилом Юрьевичем — мизерные. Здесь заложено гораздо больше, здесь и счет гораздо больше: Евгений прожил жизнь гораздо более серьезную и страшную. Он сыплет яд в мороженое, и это поступок, свойственный человеку, у которого нет границ. Убить близкого. Что же внутри должно произойти, чтобы решиться на такой шаг? Не ударить, не устроить скандал, не развестись. Убить! Но он другого выхода не видит. Убивая ее, он убивает себя. Сцена страшная, становится не очень приятно, если откинуть все литературные надстройки и просто представить жизненную ситуацию. У нас, в 2023 году, это будет своего рода высказывание на тему — как может человек понять предательство. Мы пытаемся докопаться до сути.
Уже наступил мандраж, который бывает перед новыми постановками, да и просто перед каждым спектаклем? Андрей Кончаловский, кажется, говорил, что вы перестаете вообще спать.
Еще нет (мы беседуем 28 июня, — прим. авт.). Я просто пока не верю, что это 12-го произойдет. Но пути назад нет. И всегда кажется, как будто не хватает времени. Месяца. Я даже не могу описать словами свое состояние — это психосоматика, она отказывается подчиняться разуму. Ты перестаешь спать, перестаешь есть, перестаешь воспринимать действительность…. Уже сейчас я могу среди ночи во сне осознать, что забыл фразу. Хреновый звоночек.
Только перед театральными премьерами так или что-то еще способно настолько же взволновать?
Это относится к любому важному делу. Недавно, кстати, размышлял, почему я выбрал себе такую профессию, чтобы всю жизнь сдавать экзамен. Кто-то в 10-м классе или в институте отмучился и забыл, а у меня они снова и снова. Последние 20 лет — регулярно. И здоровья это не прибавляет. Для меня каждая премьера — каторга. Читаю, как поклонники радуются и думаю: если б вы знали, что за этим стоит. Вовсе не праздник. Он наступает потом, если все удалось. Нет, не на поклонах, там ты еще не понимаешь, что сделал…. Сильно позднее. Сначала случается провис твоего сознания, затем анализ: что вышло хорошо, а что — не очень, и следом происходит откат — к началу дня N.
Ну вы же и удовольствие получаете от процесса, репетиций?
Оно тоже позднее приходит, когда спектакль встает на рельсы, начинает дышать. Вот женщина, которая рожает дитя, она что, получает удовольствие от процесса? Она же кричит, матерится, ей больно. Там не радость и цветочки в глазах. Возможно, не очень подходящее, но, по-моему, достаточно близкое сравнение. Вылезает на свет некое существо — правильно, неправильно, криво, боком. Праздник будет, когда ребенок задышит, издаст первые звуки, начнет улыбаться своим беззубым ртом. Потом — взросление, старение… Настанет и момент «не хочу» или «дайте мне время подумать». Потому что уже так, как играл, не хочется, а как хочется — еще не пришло. Ты ведь тоже взрослеешь за эти полгода-год, посещают уже другие мысли. Если за месяц ставить, потом ничего и менять не будешь, потому что тебе это неинтересно априори, ты не задаешься вопросом — зачем я здесь и что делаю? Это, скорее, чтобы галочку поставить себе в календарике.
В Театре Моссовета, кстати, недавно анонсировали постановку про Донбасс, и делать ее, похоже, планируют как раз за месяц-полтора, учитывая, что заявили в конце июня. Исполнительница главной роли не была утверждена, а выпуск обещают в середине августа.
Можно, конечно, собраться, выучить текст, поставить три стула и сыграть. Но я не вижу смысла участвовать в таких историях, мне жалко времени, профессию, которой я занимаюсь, мне жалко зрителя, который будет это смотреть. Потому что ничего нового он для себя не откроет. А главное, я внутренне для себя ничего не сделаю. Буду ходить, плеваться и ломать голову, зачем взялся?
Вы говорили, что Театр армии сильно торопится с выпуском постановки. Все ли в итоге получается, как вы задумывали и представляли?
Я не могу сейчас сказать. Кажется, что у меня не получается ничего.
Всегда в себе сомневаетесь.
А что делать? Я такой, не умею иначе. Я не могу легко и непринужденно выпустить спектакль за месяц. Поэтому и не работаю с этими режиссерами и с этими артистами.
Какая роль вас в принципе больше всего перевернула, вымотала, выжгла?
Да все они такие.
Мне казалось, что из последних — определенно Ричард.
Ричард — да, он меня выжал изначально. А потом снова родился и идет верно. Он тоже не праздник. Но мне хочется. Хоть и знаю, как буду сидеть весь мокрый в кулисе, а девчонки носить веер и включать вентилятор — надо же как-то за три минуты восстановить дыхалку. Чтобы потом зритель не предъявлял, мол, почему мы слышим, как ты в микрофон задыхаешься? Я же не объясню свою физиологию. Да, мне тяжело. Не знаю, может, надо по-другому, в удовольствие. Но я в удовольствие-то дам, но в удовольствие что? Кишки свои вывернуть наружу? А без кишок я публику не возьму. А здесь ее, к слову, будет гораздо больше, чем в Театре Моссовета. Нет, может, никто ходить не станет, тоже не знаю…. Но, если придут, то ведь каждого надо пробить. А чем пробить? Здесь с пятого ряда люди на сцене величиной с палец. Что надо сделать, чтобы попасть им в душу и сердце? Чтобы потом кто-то пришел домой и задумался: а как я с женой живу? Может, правда я ее люблю? Вообще существует такая любовь на свете?
Наверняка вам предложат войти в труппу Театра Армии? Не думали об этом?
Здесь я приглашенный артист, им и останусь. Но я не чувствую, что я приглашенный артист. При этом я артист Театра Моссовета, но я не артист Театра Моссовета. Номинально там состою, но такого театра больше нет. Наверно, мысли предложить мне перейти в труппу Театра Армии у руководства проскакивают, но нет, я не уйду из Моссовета.
Но там же вас душат.
Меня никто не душит. Меня там просто нет, не хочу с этими людьми иметь ничего общего. Но останусь, пока не увижу их катастрофу. Допускаю, правда, что сам быстрее умру, а они окажутся долгожителями. Но я не верю, что им не воздастся.
Моссовет все-таки ваш дом. Вы от многих предложений заманчивых отказывались в его пользу. Осталось ли там еще хоть что-то, что вам дорого или вы просто работаете, чтобы жил «Ричард», в который вложено столько сил?
Ничего не осталось, я приезжаю отработать спектакль. Не узнаю коллег, не узнаю театр, ничего не узнаю.
Кстати, стало тяжелее играть в связи с атмосферой, как-то это отразилось на сыгранности с партнерами, вообще на взаимоотношениях с ними?
Мы не общаемся, у меня разделение — они для меня представляют интерес только как артисты, которые выходят вместе со мной на сцену.
Друзей, получается, тоже не осталось?
Их и не было.
Ну как, Ирина Климова, Ольга Кабо….
Время все расставило на свои места. Я отношения не рвал. Если раньше они спускались ко мне на третий этаж и сидели разговаривали, выясняли, то теперь нет. Что-то их отвадило. Не могу про себя сказать, что я к кому-то из них приходил в гримерки или с ними хороводы водил. Пришла новая власть, я занял определенную позицию — и люди перестали ко мне заглядывать. Я их зачеркиваю — вот эти фамилии, которые ты сама и упомянула. Я же понимаю, почему так. Жалею ли? Нет, не жалею. А чего мне жалеть тех, кто меня предал?
Вы говорили, что легко просите прощения. А легко ли прощаете?
Никогда не прощаю. Я могу простить ошибку. Но никогда не прощаю предательство.
Знаю, что не дали вам в Моссовете сцену для юбилея. Ничего не изменилось, не предлагали потом что-то устроить, организовать? Вы бы сам хотели там что-то сделать?
Во-первых, мы с Чусовой еще до смены руководства говорили о спектакле — я все это придумал и Нину сподвиг. Хотелось какой-то новой формы, я предложил постановку в фойе, мы сделали макет. Марчелли приходил на этот макет. Потом нам сказали, что мы «не укладываемся в стратегическую линию театра», и все само собой отпало. Потом нам официально сообщили, что произойдет ремонт, а вот потом…. Но мы же не идиоты и понимаем, что это значит. Сейчас-то мне понятно, почему мы не вписываемся. Обидно? С одной стороны, очень, потому что 28 лет отдано. Потом худрук мне предложил участвовать в «Гамлете». Я честно пришел на две репетиции, попросил почитать текст. И то, что прочитал, произвело еще больший эффект. Я понял, что никогда больше не буду посещать эти репетиции, для меня тема сразу закрылась. Не хочу терять время, не хочу работать с этими людьми, если они вот так видят искусство. Это значит, что они не моей крови, нервов, воззрений. Это не моя форма, не мое существование на площадке, не мой театр. Там все другое — начиная с буфета и кончая людьми. Я их не знаю. Меня больше там ничего не держит.
И хочу вот еще, может быть, посредством вас сказать — про очередную ложь со стороны господина Марчелли. Мне прислали фрагмент программы, где он утверждает, что я якобы просил сцену для проведения своего юбилея в июне. Вроде я не похож на кретина, чтобы праздновать на месяц раньше. Я заранее обратился с вопросом к директору театра Черепневу, мне обещали подумать. Но когда время начало поджимать, уже сам ему написал: «Давайте я не буду вас ставить перед такой сложной задачей, как сказать мне „нет“ в лицо», — и снял свою просьбу. Тот тут же: «Что вы, Саша, нет, я должен был спросить худсовет». Какой еще худсовет должен решить, будет у меня юбилейный вечер на сцене Театра Моссовета или нет?!
Вообще, эта ситуация сильно вас изменила? Когда постоянно о чем-то переживаешь, это разрушает. И сколько раз мы разговаривали, ну невозможно не заметить… Сейчас все еще болит?
28 лет я посвятил Театру Моссовета, сыграл не самые последние роли — эти спектакли шли десятилетиями, у нас был свой зритель. Я ничуть не жалуюсь, наверно, пришло время меня поменять. Но мне больно, что так просто вычеркнули. Потому что не люблю такого человека по фамилии Марчелли. Вот пять раз его видел и составил для себя впечатление. Может, не верное, не знаю. Он мне не нравится не как человек, а как художник, как режиссер. Как человека я его не знаю, водку с ним не пил, в рестораны не ходил, детей не крестил. Вижу, что он делает, мне достаточно. Кстати, он еще раз подписал контракт, теперь на три года — все. Я уже вхожу в театр с другими эмоциями, я уже немного пережил. Да, это моя гримерка, в которой я 28 лет просидел. Она пока есть. Но, кто знает, может, в новом сезоне уже и не будет.
Что касается трилогии Андрея Кончаловского, почему вы больше в ней не задействованы?
Андрей Сергеевич так решил. Я что должен был сделать? Позвонить, спросить — почему вы меня сняли? Я не стал звонить. Мне понятно почему — теперь я не в его орбите. Просить и умолять не буду.
Многие ходили ради вас на эти спектакли.
Мои роли, не мои, хорошо я делал, плохо — так посчитали художники. Марчелли посчитал, что я ему не нужен в театре, Андрей Сергеевич посчитал, что я не должен работать в трилогии. У меня тоже есть самолюбие, мне, в конце концов, 60 лет. Я не студент и не мальчик. Наверно, есть мысли убрать и «Ричарда», чтобы вообще не маячил на сцене Моссовета. Я так думаю. Ну числится и числится артист, но лучше б его не было. Здесь могу одно сказать: я им испорчу жизнь, потому что не уйду. Они не придумают способ, как меня убрать — я не сорвусь, не сорву спектакль, а по-другому никак, так как я народный артист, у меня слишком большой стаж.
Но сил, наверно, больше, чем на два спектакля.
Нет, мне бы вот это играть хорошо. И еще какое-нибудь кино. Больше ничего не хочу. Я и думать сейчас ни о чем не могу, кроме «Маскарада».
А что касается фильмов, нет пока ничего интересного?
Нет такого, чтобы я захотел костьми лечь за такую работу.
Вы рассказывали про своих учителей — театральных, институтских. А сейчас есть те, у кого вы учитесь или уже сами себе учитель?
Да всегда есть. Я наблюдаю за молодежью и тоже пытаюсь у них что-то перенимать. Сами того не понимая, они своей юностью учат меня тому, что я уже подзабыл. Непосредственности. Из мастеров я со многими моими одногодками со звонкими именами поработал бы, потому что тоже есть, чему поучиться.
Многие известные актеры сейчас набирают курсы, преподают. Не думали попробовать себя в роли педагога?
Я не педагог, я — играющий тренер. Не смогу научить, смогу показать, объяснить. Может быть, я к этому и приду через пару-тройку лет, если вдруг завяжу с актерской профессией.
Как-то мало вы себе даете.
Так как надо, я уже порой не могу, а обманывать не хочу. Прекрасно отдаю себе отчет, что у меня еще десятка, если не меньше. С тем нервом, с которым я работаю.
Для вас важны награды — такого рода оценка труда?
Кому они не важны? Это заслуги твои. Я не всегда понимаю, наверно, когда вручают какие-то медали…. Может быть, сам того не зная, что-то важное и делаю для общества. И оно решает, что мне можно дать Орден Дружбы. Я рад, тебе ведь говорят спасибо. Вот Марчелли не говорит спасибо за 28 лет, но от него и не жду, а государство — говорит. Как я могу к этому относиться, если не с гордостью и благодарностью. Спасибо, что оценили.
Что касается театральных премий, сейчас многие упрекают их в предвзятости и необъективности.
Ну если мы за «Ричарда» получили только «Гвоздь сезона», хотя достаточно громко шли…. Знаю, как даются эти призы. Ни я, ни Чусова не вхожи в тусовку. Я не дружу, не звоню, не общаюсь, у меня нет влиятельных товарищей. Никогда к подобному не стремился. Наверно, поэтому и нет такого количества наград. Ничего страшного.
Что думаете про нынешнее кино и сериалы? Что-нибудь зацепило?
Последние месяцы точно совсем не до этого. «Чебурашку» видел, но не могу сказать, что остался в восторге. Как рывок в кинематографе — не знаю, скорее великолепный маркетинговый ход. «3+», «60+» — все возрасты покорны. Ходил на премьеру «Вызова» — да, потрясло: как снято, что снято действительно в космосе. И Клим Шипенко герой, и Юлия Пересильд, и те, кто вообще это задумал и воплотил. Я с трудом представляю себе земного человека, который может осознать ту махину, которую они повернули. Сколько за киноэкраном стоит сил, труда, переговоров, здоровья, нервных клеток — всего.
Что сейчас для вас самое главное в жизни?
Не знаю. Банальным быть не хочу, а напрашивается банальность. Сейчас такие рубежи стоят близко временные — выпустить спектакль, помочь своим родным и близким чем могу. А дальше жизнь подскажет.
Как-то поменялись приоритеты с возрастом, характер? Раньше вы всегда говорили, что на первом месте у вас работа.
Если и сейчас у меня забрать работу, чем я буду дышать? Конечно, смогу существовать как-то вне дела, но именно существовать, не жить. Что касается характера, то стараюсь быть лояльным, понимающим. Стараюсь объяснять все поступки людей. Иногда мне хватает мудрости, иногда — нет. С чем-то категорически бываю не согласен, люди ведь разные. Чтобы сохранить себя, надо не изменять себе, чтобы не было стыдно, что ты что-то сделал или не сделал. Мне не стыдно, как я прожил за эти 60 лет осознанных 42-43. Я делал то, что мог, пытался отдать все, что у меня есть, старался не врать, быть честным. Наверно, поэтому сейчас в каких-то вещах терплю фиаско.
Не жалеете, что не пошли в свое время к Олегу Табакову или Марку Захарову?
Нисколько. Я был прав, и Олег Павлович меня понял. Вряд ли я заработал бы больше уважения, если бы кинул Павла Иосифовича (Хомского, — прим. авт.). Я остался верен людям, которые доверили мне себя. Уйди я в тот момент — стал бы предателем. У меня не тот характер. Если бы я мог жить так, как большинство труппы Театра Моссовета, наверно, нашел бы слова и для господина художественного руководителя, и для нового директора, наверно, был бы вхож в кабинеты, наверно, предложил бы свои услуги в том или ином варианте. Но что есть, то есть. И тоже совершенно не жалею — я бы себя проклял.
Вы говорили, что вы сложный человек, плюс все вот эти метания, переживания, нервы, эмоции. Близким тяжело, наверно, приходится?
Ну ты что, не видишь? Какой человек меня выдержит? Но есть такие люди. Я им очень благодарен. Я их люблю. Я с ними другой — обсуждаю свои мысли, разговариваю, не выношу вердикты. Это близкие, они тебя в любом случае уважают и ценят. Конечно, могу и дома взорваться, и родные мои взрываются — тоже могу быть не прав. Но все быстро гасится, это не конфликт.
Вы согласны, что за каждым успешным мужчиной стоит сильная женщина?
Конечно. Что касается меня, ее сила в понимании, в оценке правильности моих действий. У меня нет разногласий дома, меня поддерживают. Но, например, сын порой бывает со мной не согласен.
В чем-то глобальном?
Было, к примеру, предложение по кино. Он спрашивает: «Ну что, позвонили?» Говорю — нет. «А ты сам не можешь позвонить? Чего в этом такого? Набери и все». Я объясняю, мол, не могу, Саш. Это не гордость, просто — что я скажу? Давайте дружить? Ну вот я такой. Сын меня не понимает в каких-то моих проявлениях. Я иногда пытаюсь ему объяснить со своей точки зрения, что он делает не так. Но мы родные люди, так что обычные терки.
А что касается прекрасного пола, можете назвать кого-то из тех, кто повлиял на вас как на человека, актера, назвать своими женщинами жизни, музами?
Муз у меня нет. Поддержка — да. Но это муза или спина? Мне спина важнее. Я не поэт, я очень земной и примитивный.
Вы сотрудничаете со «Справедливой Россией», бываете на съездах. Это какой-то заход в политику с вашей стороны?
Мне на каждый день рождения, Новый год и другие праздники всегда присылали от этой партии поздравление. Подумал, что надо как-то ответить. Меня связали с пресс-секретарем, я пришел на встречу к Сергею Михайловичу Миронову, поблагодарил. Рука протянута, зачем мне ее отталкивать.
В будущем можете представить себя в Госдуме?
Сейчас не могу ничего сказать, я просто протянул руку в ответ. Это ведь совсем другая история, другая профессия: кто-то находит в себе силы, время, слова, которые нужно правильно говорить. Пока не знаю, способен ли я найти правильные слова для того, чтобы выйти к аудитории в таком формате. Наверно, защищать чьи-то интересы смогу, я борец. Если ко мне обратятся с весомой просьбой, буду биться. Я в состоянии сделать больше среднестатистического гражданина — могу постучать, позвонить, и мне совершенно все равно, кто со мной будет разговаривать. Не по поводу себя, по поводу себя как раз — нет. Помочь кому-то с жильем, заставить собрать фуру для посылки на СВО…. Смогу. Но это надо сильно отвлечься от собственных дел. Я не многозадачный человек.
Осенью будете делать именно концерт, как на 55?
Я называю это юбилейный отчетный вечер к 60. Так было на 50, 55. У меня в голове есть определенная программа: какие-то вокальные номера, поздравления коллег-артистов. Не тех уже, что поздравляли раньше. Но список людей достаточно широкий.
Еще есть какие-то глобальные планы?
«Маскарад» и концерт — и харэ, хватит. Если меня услышат и дадут хорошую главную роль в кино, я скажу — спа-си-бо, юбилейный год удался.
Вообще вы на данный момент счастливы?
Что такое счастье? Давай определим.
Делать то, что любишь.
Я делаю то, что люблю.
Любить.
Люблю.
Быть любимым.
Наверно, надеюсь на это.
Чувствовать себя реализованным.
Я более чем реализован. Что такое счастье? Быть на седьмом небе и не знать проблем? Когда перед тобой море добра и нет темных туч? Сейчас я так не могу сказать, у меня есть свои проблемы, как у любого. Более того, они могут настигнуть в самый неподходящий момент. И тогда твоя жизнь уже не кажется счастливой, она становится борьбой, дракой. Последнее время я часто говорю «надо бороться, драться». Спокойно жить жизнь не дает.
