- Источник:
- Личный архив Дениса Клявера
Ильи Олейникова не стало ранним утром 11 ноября. Диагноз рак легких артисту поставили весной – и он начал бороться за жизнь. В конце октября в Петербурге 65-летнему Олейникову стало плохо на съемках, его увезли в больницу. Врачи решили ввести его в состояние искусственного сна, чтобы помочь организму накопить силы. Но болезнь оказалась сильнее.
– Две недели, пока папу поддерживали аппараты, я жил с мамой в доме родителей, – рассказывает «СтарХиту» Денис Клявер. – Практически не смыкали глаз. Но в ночь на 11-е мама от усталости все-таки забылась сном, а я уткнулся в телевизор: шел какой-то фильм, я думал о своем. Около четырех утра с улицы донесся запах гари. Я выглянул в окно: у забора горело деревце, которое папа когда-то посадил. Ни с того ни с сего! Кто-то из соседей выскочил, потушил, а я не мог сдвинуться с места. Подумал: недобрый знак... В 5 утра мне позвонил дежурный реаниматолог из питерской медсанчасти №122, где лежал отец, и сказал виноватым голосом: «Денис, я сделал все, что в моих силах, но не смог его удержать. Отец ушел».
Вся семья проверяет здоровье
Как ты нашел в себе силы сказать маме о том, что произошло?
Знаешь, Аня, я не стал ее будить. Не смог. Она так изнервничалась в те дни, ей нужна была передышка. Я хотел ехать в больницу, но врач мне сказал: «Не надо. Ничего сделать не сможешь – ночь». Так что несколько следующих часов я провел наедине со своими мыслями. Cпустился на 1-й этаж в гостиную, остановился перед столом с электронной фоторамкой. Одна за другой сменялись фотографии: папа с друзьями, с мамой, со мной, с Юрой Стояновым, с внуком Тимофеем… Оптимистичный, сильный, живой… Я взял с полки его автобиографию «Жизнь как песТня», которую читал лет 5 назад. И вот теперь листал веселые истории о его молодости – и плакал. Никогда не молился, а тут захотелось. Взял родительский молитвослов, читал вслух «за упокой души» – и это помогало сдерживать слезы. Когда проснулась мама, я обнял ее, сообщил, что папы больше нет… Она заплакала, я не стал утешать ее – лучше дать выход эмоциям. В то же утро, собравшись с силами, я позвонил близким друзьям отца – в первую очередь Стоянову. Он был в Одессе – но вечером прилетел в Питер. Не скрывал слез, сказал мне: «Ты теперь глава семьи». Он очень нас поддержал, помог организовать похороны. Маму мы постарались занять домашними хлопотами. Она перегладила все шторы, костюм для папы, который я потом отвез в морг… На похоронах подруга нашей семьи, ясновидящая Галина, сказала: «Он не должен был умереть. Раз так вышло, он ушел на небеса вместо кого-то». Потом моя жена ходила к нумерологу и услышала то же самое. Видимо, папа действительно спас кого-то из нас. Сейчас мы всей семьей проверяем здоровье. Собираюсь отправить маму за границу – подлечиться и отдохнуть в санатории.
Отец слишком переживал за меня
Знаю, что вы с отцом были близки...
Нерушимая связь между нами присутствовала всегда. Он молчун, мне достаточно было просто находиться с ним рядом, чтобы чувствовать себя счастливым. Я всегда любил папу, но побаивался его. Главной маминой угрозой много лет было: «Сейчас расскажу отцу!» Недавно я вспоминал, как лет в 8 первый раз получил ремня. Папа взял меня с собой на съемки. Я сильно капризничал, и он пообещал, что дома выпорет. Я притих и до конца дня вел себя идеально. По дороге домой мы шутили, смеялись и вроде забыли о моих капризах. Но у подъезда папа вдруг сломал ветку у дерева. Спрашиваю: «Это зачем?» – «Я же обещал тебе всыпать!» – и хлестнул разок. Тогда я его зауважал – за то, что выполняет обещания. А когда мне было 13, он заподозрил, что я наркоман. В пионерском лагере возле медпункта я нашел запечатанную одноразовую иголку от шприца, положил в карман рубашки и забыл. В обед приехали родители, привезли гостинцы, а вещи забрали в стирку. Вечером, уже после отбоя, папа ворвался в мою комнату – приехал за 60 км! – с криком: «Показывай вены!» Пока всего не осмотрел, не успокоился.
А в курении подозревал?
Да, но так и не застукал. А Стоянов знал. Мы познакомились, когда мне было 16. Он пришел в гости и сразу велел называть его Юрой и на «ты». Общался на равных, как будто он мой приятель. Как-то раз лукаво шепнул: «Покуриваешь?» – «Да», – отвечаю. –«Не бойся, не сдам». Так и завоевал мое доверие… Папа меня заподозрил в другом. На 16-летие я позвал в гости только пацанов. Папа удивился: «А где девочки? Я волнуюсь». В 17 девушка у меня появилась. Как-то он приехал домой и обнаружил в ванной забытый ею лифчик. Конечно, пожурил меня, но на лице было написано, что он гордится сыном!
Он тебя баловал?
Старался давать самое лучшее. Мама контролировала траты. Папа приносил все деньги домой. Ему нравилось чувствовать себя добытчиком, ведь до 45 лет он столько не получал! Помню, когда в 1993 году она уехала на несколько месяцев в США (подрабатывала там горничной), мы остались вдвоем. И некому стало следить за деньгами. Папа приносил их, складывал в шкаф для кастрюль, под духовкой. А я каждое утро открывал и размышлял, словно богач: «Сколько взять сегодня – рубль, два?»
Многие творческие люди в быту беспомощны. А твой папа?
Максимум – гвоздь мог забить. А если надо шуруп ввинтить – все, уже не по силам. Он не мог обращаться с техникой, неважно ориентировался в пространстве. Был обидчив... И слишком переживал за меня и маму. Всегда. Бывало, если не мог дозвониться до мамы, в панике набирал меня: «Что делать?» И я отвечал: «Спокойно, найдется!» И через пять минут она перезванивала… Когда появился «Чай вдвоем», отец переживал за наш дуэт больше, чем за «Городок». В 1995 году, когда мы впервые отправились на конкурс «Ялта–Москва–Транзит», они с Юрой были в какой-то глуши на гастролях. Папе это не помешало посмотреть наше выступление. Он узнал, что где-то за 4 км, у лесника, есть телевизор, они со Стояновым дошли пешком по бездорожью и своими глазами увидели, как мы победили.
Отец ведь даже песни для тебя писал? «Метель», например...
Да. Отец в последнее время вообще много писал музыки. Я мечтал: вот выздоровеет, поставим вдвоем спектакль… Но не успели.
Он приснился мне молодым и здоровым
От кого ты узнал о папиной болезни?
Мама позвонила: «У нашего папы онкология. Рак легких». Я не мог поверить: у отца всю жизнь было крепчайшее здоровье, я дажепростуды припомнить не могу! А тут… у него пропал голос, врачи принялись выяснять, в чем дело, и нашли опухоль – уже неоперабельную, настолько большую, что она сдвинула трахею и не давала голосовым связкам работать... Я тут же приехал к папе.
Каким ты его увидел?
Подавленным, потерянным. Он сказал мне: «Представляешь, у меня рак». Я ответил: «Ну и что?» – «Как «ну и что?» Я могу умереть!» – «Тысячи людей вылечиваются, а ты умирать собрался? Глупости». Внушал ему: «Папа, у нас есть деньги, лучшие врачи!» Отец пожимал плечами. Он по жизни был пессимистом, стакан для него всегда был наполовину пуст. Чем старше становился, тем чаще его посещали грустные мысли: перестанут снимать в кино, придет немощная старость… Может, и накликал беду. Мы с мамой старались подбодрить – мол, ничего страшного, ну, подумаешь, 5 курсов химиотерапии, хотя мы прекрасно понимали, что это тяжелейшее испытание. Мама от него не отходила дома, а Юра – на работе. Говорить папа в последнее время не мог: на записи шептал, потом его переозвучивали. Но играть продолжал до последнего. Даже увидев папу в гробу, я никак не мог смириться с тем, что его больше нет – он был похож на одного из персонажей «Городка», казалось, играет роль. Последнюю…
Отец тебе снился?
Только однажды, когда папа лежал в больнице. Я увидел его во сне – молодым, здоровым, в модном костюме… Проснулся с ощущением, что все будет хорошо. Но в реальности вышло наоборот. Врачи сказали, что у папы сепсис, организму тяжело. Перед тем как его погрузили в искусственный сон, я подошел к его койке. Папа прошептал: «Видишь, сынок, как мне не везет!» Я изобразил улыбку и, еле сдерживая слезы, ответил: «Папулька, врачи обещали, что все будет хорошо! Мы в тебя верим». И он уснул…
