Звезда «Склифософского» Максим Аверин о пике кризиса, тайне личной жизни и переходе в «Ленком»

Максим Аверин обрел широкую известность после успеха сериалов «Глухарь» и «Склифософский», его харизматичные и обаятельные герои полюбились зрителям и заставили сопереживать их судьбам. Помимо этого, на счету 48-летнего актера десятки ролей в кино, сотрудничество с несколькими театрами, преподавательская деятельность…

Максим с трудом пробирается в пространство модной выставки CPM в Экспоцентре, поклонницы всех возрастов буквально рвут на части — а он никому не отказывает ни в фото, ни в автографе, да еще и умудряется перекинуться парой слов, поинтересоваться, как дела. Свеженький, с улыбкой на лице, и не скажешь, что вчера он отыграл сложнейший спектакль, а с утра уже побывал на съемках. А теперь приехал на самую масштабную площадку индустрии моды как представитель своего бренда MAXIM AVERIN.

«Сейчас снимаюсь в продолжении ленты „Все будет хорошо“, ну и „Склифософский“, работаем над новыми сериями. Кроме того, готовлюсь к переходу из театра Сатиры в „Ленком“ в новом сезоне — по приглашению Марка Борисовича Варшавера. Для меня честь играть на легендарной сцене „Ленкома“ в этой прославленной труппе», — отвечает артист на вопрос «СтарХита», чем наполнены его будни.

Когда готовилась к беседе, по традиции просматривала ваши недавние интервью. И не могу не отметить, за последние пару-тройку лет вы дали их совсем мало… Комментарии со съемок — да, а вот чтоб полноценный диалог…

Я объясню, почему немного отгораживаюсь. Мне иногда кажется, что это ужасно, когда о 50-летнем мужчине выходят статьи с определенными заголовками. Все понимаю, заголовок должен цеплять, но иногда от случайного набора слов можно сойти с ума. Я не отслеживаю публикации, не собираю ссылки, но мне порой присылают их друзья — мол, «что случилось?», «пишут, ты смертельно болен, это так?» Да и я уже все рассказал…

Но новые проекты появляются, жизнь идет?

А это мало кого волнует, вот в чем ужас. Я могу часами рассказывать о театре, о том, что делаю в Сочи, о спектаклях, проектах, задумках… Но это не особо интересно журналистам.

Но при слове «Склифосовский» в заголовке любому материалу обеспечен успех. У сериала какая-то нереальная аудитория поклонников. А так, да, не буду спорить, хочется в первую очередь что-то узнать о вас, как о человеке.

Если хотите узнать что-то мое, личное, приходите в театр, смотрите фильмы, там я! Как там актеру нужно говорить: знаете, я так долго искал этот образ, ходил в больницы, много общался с хирургами… Да там я, давайте уже не будем никого обманывать. Там я и был изначально, потому что продюсеры хотели сразу меня на эту роль. Я ничего не искал, я просто хорошо выполняю свою работу, фантазирую, придумываю. Да, безусловно, операции каждый день не делаю. Но не правда это, когда артист уверяет, мол, там — персонаж. А из чего вы сплетаете роли? Только из сердца! Я вот играл императора, что же мне, страной надо было руководить, чтобы найти образ. А личное пространство… я его не то, что прячу… оно просто личное.

Каждый раз, когда вижу вас на экране или на сцене, так и хочется воскликнуть, «как ему удалось остаться холостяком»!

Мне кажется, не совсем этичный вопрос, даже в такой формулировке (улыбается). Если бы я женился, пресса узнала бы об этом в последнюю очередь. Я не стал бы устраивать общественную акцию, мне это неинтересно, потому что это — мое. Любовь не может быть напоказ. Так же как я, к примеру, не понимаю людей, которые разводятся и ведут себя чудовищно по отношению друг к другу. Благодари! Там же было хорошо! Человек способен первым протянуть руку, первым быть добрее… Наверно, эти мысли тоже пришли ко мне с опытом, они во мне таились. Сейчас я уже вынужден принимать себя таким, какой я есть.

Вы сам по себе неконфликтный или легко прощаете?

Я учусь прощать. Конфликтный еще какой, на том и стою. Но если просто напиться и морду набить, то это не я. А вот если вижу халтуру, честно скажу, что это — халтура. Если мы делаем общее дело, то мы его делаем. Мы должны вот эту мышцу сердечную запускать максимально. Если настанет момент, когда я просто брошу, мол, «ну я пошел на сцену», или «а, ну и ладно, я здесь снимаюсь, потому что…», тогда надо сворачивать лавочку.

И это несмотря на то, что вы, наверно, какие-то вещи можете делать на автомате. Показали уже 11-й сезон «Склифосовского», снимается 12-й. Я сама стала свидетельницей вашей популярности сейчас, давненько такого не встречала. В принципе не устали от славы?

Это же люди, которые оставят фото со мной на память. Как можно устать? Если тебе рады, это же хорошо. Я давно живу в этом, потому что рано начал сниматься, сразу после института — появились и кино, и театр, их теперь у меня несколько. Это моя профессия, она подразумевает общение. Если захочу, чтобы меня никто не увидел и не узнал, легко устрою. Я даже в метро езжу, не в шапке, не в капюшоне. Скрывается тот, кому есть, что скрывать. Я же ничего не украл. Поэтому спокойно хожу по улицам (смеется). Бывает и другое: едешь на спектакль, настроение не очень, думаешь, вот бы сейчас… И кто-то к тебе, действительно, подойдет, доброе слово скажет, и сразу легче на душе. Начинаешь думать, что все не зря. Кто-то, конечно, жалуется, что страдает от повышенного внимания… Я — не страдаю, я спокойно отношусь, выхожу в места, где много народу, на самокате катаюсь, на пляж хожу на общественный, а не на какой-то закрытый.

Наверняка, чтобы сниматься в «Склифе», вам приходилось отказываться от других проектов. А потом вы наблюдали, как они выстреливали. Не было такого, что жалели?

Я за это время сыграл в огромном количестве фильмов, многие из них прозвучали, многие для меня судьбоносные. Сожалеть о том, что не случилось, глупо. Я в этом смысле не то, чтобы фаталист, я все равно двигатель своей жизни, но принимаю то, что мне дает судьба. Грустить о том, что падал прошлогодний снег, даже смешно.

А чувство творческой зависти вам знакомо?

Нет. То, что должно с тобой произойти, произошло.

Самыми обсуждаемыми проектами последнего времени стали «Слово пацана», «Мастер и Маргарита», «Сто лет тому вперед». Смотрели?

Пока не видел, к сожалению. На какие-то фильмы надо идти в кино, а я каждый вечер играю спектакли, либо у меня утром съемки. Тяжеловато. «Слово пацана» не смог посмотреть, потому что это сериал, на него нужно еще больше времени. Но это здорово, что у молодых совсем ребят такой успех.

Как думаете, они в столь юном возрасте готовы к такой популярности? У многих уже явные признаки звездной болезни — драки, странные высказывания в адрес коллег.

Да в принципе какая разница, в каком возрасте. А когда еще? В 50? Вы думаете они первые в этом мире? А как же Элизабет Тейлор, которая всю юность провела на съемочной площадке… Каждый проживает ту жизнь, которую должен. Я в 15 лет уже знал, что буду делать. А медные трубы у меня были каждый день.

Вы как-то упоминали, что чувствовали себя глубоко несчастным, когда на вас свалилась популярность.

Ну это скорее шутка такая. Я был несчастен лишь потому, что не успевал всем этим насладиться. А, может, и слава богу, потому что в это время я просто вкалывал. И, знаете, момент, который публика трактует как успех, для меня порой — пик кризиса. Для спортсмена Олимпиада — пик кризиса, он должен понять, а что же дальше. Аудитория смакует успех, а ты-то все это уже давно сделал. С момента окончания съемок до премьеры проходит обычно полгода-год, к тебе проект уже отношения никакого не имеет. Артист не может долго пестовать в себе ощущения, вспоминать награды… Я к ним, кстати, довольно спокойно отношусь.

К наградам?

Да. И к похвале тоже спокойно. Потому что она как халва — съел и забыл.

А к критике?

Если это реально критика, то воспринимаю. Если это не хамство и стремление задеть. Сейчас и критики как таковой-то нет — ни театральной, ни кино-. Есть цифры, рейтинги — то, что ценят продюсеры. Они их берут за мерило: отвечает зритель рублем или нет.

А комментарии в Интернете вы читаете? Многие в них находят даже какие-то подсказки.

Отзывы не смотрю. Отзывы — это полные залы в театре. А в кино — это высокие цифры. Не всегда они совпадают с моим мнением. Ты, бывает, считаешь работу или роль знаковой, а она не так прозвучала, как хотелось бы. Но не вешаться же?

Что вас вообще может задеть, ранить? Творческие люди обычно очень ранимы…

Да любой человек ранимый. Мне бы хотелось, чтобы больше было неранимых людей. А это в наших возможностях. Недавно вот произошла история про старушку, у которой в Сочи сгорел дом, мы бросили клич. И спустя пару дней уже все в порядке. Это то, что может сделать человек. В институт Склифосовского я хожу как на работу. Ко мне обращаются — кого-то надо поддержать словом, кого-то попытаться положить в госпитали, которые частенько переполнены. Если я могу что-то сделать, то почему бы мне этого не сделать.

Миру сейчас не хватает доброты. И такое ощущение, что общество стало каким-то озлобленным, только и ждет ошибки — особенно кого-то из звезд, чтобы разорвать, запретить, уничтожить. Почему так?

Я в базарах участия не принимаю, мне все равно, кто куда ходит и заходит. Многие артисты просто хайпуют — хотя это слово мне абсолютно не нравится. Никого никогда не пытаюсь осуждать, мы не знаем, что движет человеком в сложный момент. Другой вопрос, что все современное зло и отношение только лишь от того, что слишком стала доступной жизнь. Известного человека или неизвестного, не суть важно. Эти бесконечные рассказы про то, как я поел, поспал, купил носки. Мне это не нравится. Не потому, что я весь такой недосягаемый, просто эта территория касается только меня. Я даже сегодня пришел на выставку (Collection Première Moscow) только потому, что здесь мои друзья. Я вышел из возраста «скакать по барам». Люблю бар устраивать у себя дома: ждать близких людей, угощать их, потому что обожаю готовить. А на вечеринки не хожу, потому что считаю это пустой для себя тратой времени. Я уже столько натусил, что достаточно (улыбается).

А когда последний раз ходили на свидание? Вы вообще романтик?

Думаю, что все-таки романтик. Это одно из моих достижений, я сумел сохранить в себе эту легкость, эту возможность удивляться, влюбляться. Да, я влюбчивый. Иначе будет трудно творчески существовать. Влюбчивость обязательно должна присутствовать.

Сейчас вы влюблены?

А я вам не скажу (смеется). Но, а как еще? Как трудно встречать день, если ты не влюблен, если ты не летаешь. Вообще не представляю, как многим людям тяжело живется, потому что приходится выполнять некую «обязаловку». Да, все мы в социуме, не можем себя отделить от общества, я тоже его часть. Точно так же хожу в магазин, езжу на общественном транспорте, ничего особенного, никаких вип-условий. Я сам для себя выбрал такой уклад и не хочу другого. А кто-то — не выбирает. Но все равно, считаю, это какое-то приобретенное качество — радоваться дню, научить себя быть благодарным.

У вас тоже были и взлеты, и падения, и неудачи, и потери. Как вы себя спасаете в периоды, когда жизнь летит под откос?

Вы удивитесь… Но в самые тяжелые часы жизни меня спасла «Мурка». Тогда не стало моей мамы. Я снимался в кино, смены были долгие… Помню, как переснимали несколько дублей с этой песней, и меня вытаскивало, я мог поорать. Я был тогда буквально оккупирован работой, она была для меня спасением. Никогда я не скулил, никогда. Случалось всякое, разные периоды, особенно когда я был молодым артистом, никому не нужным. Никто меня не ждал, никто мне был не рад. Но я спасался, трудился. Это единственная возможность выстоять. Как Адриано Челентано дрова рубил, когда грустил. Главное — найти себе занятие. Можно закрыться в квартире и читать, слушать музыку, смотреть… Я люблю ходить в театры, потому что только на этом ты можешь учиться. А заниматься депрессиями… Во-первых, у меня их не бывает. У меня есть возможность настроение генерировать в свои какие-то мысли, роли. Выпускать, применять. Я пишу стихи. Дневники раньше вел, сейчас уже редко. Любая боль может сподвигнуть на что-то новое в работе. В данном случае я абсолютно счастливый человек, потому что выбор профессии у меня совпал с судьбой. Даже если вдруг перестану быть нужным как артист, всегда смогу попробовать занять место по ту сторону камеры, по ту сторону сцены. Ставить, преподавать…

А ведь когда-то Константин Райкин в «Сатириконе» вас не замечал, не давал ролей.

Это было прекрасное время. Он гений, один из моих мастеров, всегда буду ему благодарен за те пинки, которые он мне давал. Он всегда говорил, что любому таланту нужен пинок. Потому что легко можно стать заложником успеха — начать бояться спрыгнуть в какую-то другую сторону, не повторить его… Те годы для меня золотые. Он один из немногих людей, кто так повлиял на мою судьбу. Меня его невнимание страшно заводило. Мне нужно было работать и доказывать, что я могу. Еще Инну Михайловну Чурикову часто вспоминаю… Мне не удалось поработать с ней вместе, очень об этом грущу. Много таких гештальтов, которые уже невозможно закрыть.

Но сейчас невостребованность вам вряд ли грозит.

Последние 20 лет у меня все складывается, слава Богу. Но, может, меня специально мариновали, чтобы потом выстрелило. Поскольку я не смотрю фильмов со своим участием, предполагаю, что в более молодом возрасте имелось некоторое несоответствие внешности и характера. Думаю, фактура, которую я сейчас приобретаю, больше работает для профессии. Открывается огромный пласт ролей, большая драматургия. Я никогда не был этаким красавцем, я был максимум социальный герой. Но меня использовали еще и как комедийного артиста. В театре возможностей гораздо больше, там интереснее. Это разные профессии.

А какая вам ближе?

Ну, если я родился на «Мосфильме» (родители Аверина познакомились в коридорах киноконцерна — прим. ред.), то, значит, это моя колыбель. В моей жизни все было предопределено, другим кислородом я просто не дышал. Театр и кино в меня с детства попали, вросли. У меня не было момента выбора другой профессии. Но это не значит, что я был самоуверенным, я хотел этим гореть! У меня не было цели стать суперзвездой, я хотел служить профессии. Наверно, в этом сейчас большая проблема молодежи. Все хотят всего и сразу…

Сейчас еще одно мерило и статус — количество подписчиков в социальных сетях.

Я не понимаю, как артист может измеряться подписчиками. Я может быть старый человек уже… Для меня это как «мертвые души» у Гоголя. Когда говорят, «он звезда», а мне хочется переспросить: «Простите, а кто он есть-то?» Для меня зрительный зал с аншлагом — показатель, фильм, который смотрит вся страна, — показатель. А подписчики для меня, простите, не показатель.

Сейчас вы довольны тем, что имеете?

В моей голове всегда много ответственности. Я должен выпустить спектакль, набрать курс в театральном институте, должен обязательно репетировать, иначе никак — уходят навыки, как если долго не ходишь в спортзал. Должен гастролировать, хоть уже и исколесил по несколько раз всю страну, да и весь мир. Но, тем не менее, действующий артист должен. Ты прилетаешь на Камчатку или на Сахалин, и объезжаешь весь остров, и во всех городах собирается зал. А там только 6-7 часов в одну сторону ехать, чтобы сыграть спектакль. Другой скажет — «у-у-у, не поеду». А я поеду. Потому что меня этот зритель выбрал, полюбил, сказал «это наш парень», что ж я буду от него отказываться. От своих-то.

Кстати, знаю, что у вас есть интересная традиция перед каждым спектаклем.

Да, я уже много лет перед каждым выходом на сцену слушаю «Болеро» Равеля. Очень мощная энергетически мелодия длительностью 7 минут. Музыка вообще у меня всегда звучит. И в машине, и дома. Первым делом включаю утром радио, обязательно джаз. Плейлисты есть для всяких случаев: когда я на отдыхе, когда в дороге. Куча гаджетов, несколько колонок.

Вы с недавних пор пробуете себя еще в одном амплуа — основали бренд одежды MAXIM AVERIN. И мы встречаемся с вами как раз на масштабной выставке индустрии моды CPM. Почему вас это заинтересовало? Расскажите про ваш стиль, а он у вас, безусловно, есть.

Самый главный стиль — это ты сам. Твое настроение, то, как ты себя ощущаешь, как видишь в сегодняшнем дне. Поскольку у меня все время то репетиции, то съемки, одежда должна быть удобная — предпочитаю свободные брюки, рубашки, футболки. И меня всегда огорчало, почему я, собственно, стал что-то придумывать по одежде с друзьями, то, как мужчины начинают себя позиционировать после 40. Какие-то сандалии с носками, бесформенные свитера. Вообще этот средний возраст — он какой-то недолюбленный дизайнерами. Понятно, есть брюки зауженные, есть широкие. Но иногда вижу, что человек, например, надел зауженные, а ему не стоило этого делать. Вообще в идеале женщина должна думать о своем мужчине, как он выглядит. Женщине свойственна красота, мужчина рядом должен соответствовать.

За трендами следите? Часто вас можно встретить в бутиках?

Особо не слежу. Мне и некогда. Когда я что-то выбираю для себя, это совсем необязательно должен быть какой-то невероятно дорогой бренд, это должно в первую очередь продолжать меня.

А сейчас что на вас?

Футболка MAXIM AVERIN, а марку костюма даже не знаю. Помню, что купил комплект в Венеции, просто шел по городу и зашел в понравившийся магазинчик.

Участвуете в создании вещей для своего бренда? Как планируете его развивать?

Я изначально его делал для себя, для друзей. Мне, например, всегда нравились шапочки из мягких тканей, я отчасти ввел эту моду. В «Склифосовском», кстати, тоже — на цветные шапочки для хирургов. Это получилось случайно. Потом в бренде появились футболки, сейчас есть идея сделать что-то для детей. Я могу и сам придумать, но дизайн — тоже наука, как и любая другая. Поэтому мое дело — предложить.

На горизонте у вас «полтинник», как говорится. Готовы к этому рубежу?

Ну почему сразу рубежу? Рубеж — это когда ты уже на краю, и дальше в ямку. 50 — прекрасный возраст! Вы попробуйте так в 50 скакать как я, петь, танцевать, выполнять сложные трюки. Я не из тех, кто говорит — «вот, у меня когда-то было» … Да надо сейчас! Я открытая книга, готов к диалогу с судьбой. Я никогда ничего не просил, но мне давалось больше, никогда не делал ничего специально, и мне давалось лучше. Я не буду дружить, потому что надо, я не буду любить, если там есть приставка «надо», понимаете. Я был честен по отношению ко всем людям. Не украл ни успех, ничего. Это мой труд. И — Божья щедрость. За что я каждый вечер Его благодарю. Он мне дал столько, что, наверно, хватило бы на несколько жизней. Вот сейчас новое испытание и новый виток. Я понимаю, что впереди творческая перспектива (улыбается), а значит — много всего интересного.