Дмитрий Ульянов
Вам не так часто приходилось играть медицинских работников. В основном зрители видят вас в образе мужественных офицеров, следователей… Насколько комфортно в роли хирурга Андрея Волошина?
Настолько же, насколько в роли какого-нибудь офицера, полицейского или моряка — одинаково комфортно. Потому что это роль, она не имеет ко мне отношения. А вот персонаж, человек мне интересен.
Мне понравилось, что Волошин изначально был заявлен неким антагонистом Брагину. Если тот импровизирующий, чуть-чуть авантюрист, то мой персонаж очень четкий профессионал, производит впечатление такого сильного, целостного мужчины. Потом мы выясняем, что у него не складывается личная жизнь. Он постоянно попадает под чей-то каблук. То есть внешне Волошин брутальный, эдакий мужчина-мужчина, но при этом у него какие-то внутренние переживания, плюс кризис среднего возраста и так далее. Меня в нем заинтересовал вот этот слом.
Вы с Авериным играете противостояние. А реальное соперничество между вами было? Все-таки Максим уже старожила проекта, а вы в какой-то степени новенький…
Ну, мы же профессионалы, какие противостояния? Играем разных людей, делаем общее дело, понимаете. Это проект Макса, конечно. Но мы с ним друзья: знакомы уже 30 лет, учились в одном институте, снимались вместе в других картинах. Я к Максу прекрасно отношусь, очень уважительно и по-человечески.
На съемках «Склифосовского» вы одновременно сломали нос и палец. Как удалось скрыть проблему? Вы ведь были заняты еще в трех проектах?
Повезло, что тогда во всех проектах у меня был перерыв. Спустя неделю отек носа спал, и я вышел на площадку. Что касается пальца, то в некоторых сценах пришлось сниматься с гипсом, но он не попадал в кадр. Потом мне поставили лангетку, чтобы полностью зафиксировать руку. Оказывается, один палец имеет огромное значение. Ты даже шнурки не можешь завязать без него.
Говорят, вы тогда прождали скорую два часа, но она так и не приехала…
У меня безумно опух нос. Я думал — все! Будет сильнейший отек, придется на месяц вылететь из всех проектов. Спасибо огромное девочкам-гримерам, которые просидели со мной два часа, прикладывая лед. Благодаря им сильного отека в итоге не было. Потом меня отвезли в первую попавшуюся платную клинику. Мы зашли к хирургу, и тот сразу же начал меня уговаривать лечь под нож. Кричал: «Иначе все! Это конец! У вас будет ужасный кривой нос. Я сделаю вам красивый прямой». Начал мне показывать ужасно переделанные носы, настаивать на операции. Я думал, что он специалист, а он просто хотел заработать деньги. Слава Богу, что я не решился, позвонил знакомым, которые знают хороших врачей. Оказалось, что первые пять дней, пока держится отек, вообще ничего делать нельзя.
Вы упомянули, что Волошин переживает кризис среднего возраста. Вы и сами говорили, что начали задумываться о прожитых годах. Мол, изменился взгляд, появилось больше седины. Хотя комплиментов от зрительниц не убавилось. Как вам удалось проработать личный кризис?
Я ничего не прорабатывал, просто живу. Это ведь неизбежные вещи, кто-то с ними сталкивается раньше, кто-то позже. Я вот столкнулся, когда мне исполнилось 50 лет, и сейчас пытаюсь привыкнуть к возрасту. Если бы занимался бизнесом или был врачом, то не придавал бы этому особого значения. Чувствуешь себя хорошо — ну и слава Богу. А наша профессия очень зависит от внешности. Мы меняемся, меняются роли. Но в этом нет глобальной проблемы. Просто задумался, что уже 50 лет.
Вы недавно были на гастролях в Минске со спектаклем «Хомяк на мостовой». Не все актеры готовы одновременно сниматься в кино и играть в театре. Чем вас до сих пор держит сцена?
Я тоже отказывался от театра. Десять лет вообще не играл на сцене, а в 2015-м году, можно сказать, вернулся. Но пока я рассматриваю только антрепризные спектакли. У нас, к сожалению, слово «антреприза» дискредитировано. Антреприза почему-то тире халтура, но это совсем не так. У меня спектакли с хорошей драматургией: «Вишневый сад», «Любoff» по пьесе Мюррея Шизгало, «Хомяк на мостовой» по мотивам фильма Романа Полански… Я оканчивал Щукинское училище, как, скажем так, характерно-водевильный артист. И мне интересно вот это яркое и острое существование на сцене.
А в кино мы очень сильно зависим от своей внешности, типажа — поэтому попадаем в нишу. Вот я, например, играю в основном мужественных людей, немногословных, каких-то сильных мужчин. И только поработав со мной, режиссер понимает: «О! Да тебе в комедиях надо сниматься!» То есть кино — такая вещь, которая очень зависит от того, как человек выглядит. А в театре другая условность, другие формы, он позволяет очень многое. И поэтому театр мне в этом смысле стал необходим. Там я как бы добираю то, чего в кино чуть-чуть недополучаю.
Мне зрители после спектаклей говорят: «Господи, а мы не знали, что вы такой артист!» Мне, с одной стороны, приятно, а с другой — немного обидно, потому что я, собственно, такой. Кстати говоря, с годами слегка расширяется диапазон ролей. Я последний год, например, играю одну очень острохарактерную роль: мой герой носит приклеенные челки и все такое. Какие-то исторические проекты стали предлагать… Все привыкли, что я всегда в кожаной куртке и с пистолетом, а тут с бакенбардами и в костюме. Мы, артисты такие, нам надо что-то приклеить, давать разные роли. Нам интересно меняться.
Российский кинематограф в последние годы сделал значительный рывок вперед. Картины бьют рекорды по просмотрам, и это было еще до ухода западных конкурентов. Как оцениваете развитие киноиндустрии в России?
Определенный подъем, конечно, я чувствую. Поспособствовал как раз уход всех этих ужасных западных картин, хотя и не могу сказать, что мы с ними сильно конкурировали. Надо восполнять медиапространство, заполнять его. Но сейчас снимается не так много картин — не больше, чем, допустим, до 2013 года. Считаю, что наша киноиндустрия возродилась по большому счету где-то с 2003 года. А до этого, в 90-е, был огромный провал — выпускалось по пять фильмов в год, вообще непонятно, что и как снимали, хотя были неплохие картины.
Кстати, сейчас много разговоров о новом фильме «Мастер и Маргарита». А что вы думаете об этой картине?
С недавних пор я вообще не смотрю кино. Никакое. Больше нравится играть. Знаете, нас в институте учили, что смотреть и играть — две разные профессии. Я даже театральные постановки не люблю смотреть из зала. Для меня это боль. Потому что все вижу как профессионал. Ну, невозможно человеку, который делает машины, любить все машины, понимаете? Я работаю в кино двадцать пять лет. Это как на однокурсников смотреть на показе. Впрочем, это только мое видение. У меня очень много знакомых артистов, которые безумно любят кино и театр.
Вы довольно скептически высказывались о Ренате Литвиновой как режиссере. Изменилось ли ваше мнение?
Нет, вообще не изменилось. Она сценарист, но никак не актриса и не режиссер… Сейчас назваться можно, кем угодно: заходишь в соцсети к какой-нибудь девочке, а у нее в шапке профиля написано «актриса». Я окончил театральный институт, двадцать пять лет работаю в этой профессии, но не знаю такого человека, не знаю, где она училась. Да, сейчас попасть в кино стало проще — появилось много актерских курсов. Видимо, эта девочка их окончила и уже называет себя актрисой. Я не провожу параллели с Ренатой, потому что она все-таки училась во ВГИКе на сценарном факультете, имеет отношение к кино. Но все равно я не видел у нее режиссуры. Не было там режиссуры никакой.
Дмитрий играл в фильме Литвиновой «Богиня: как я полюбила»
В последнее время в кино часто можно увидеть популярных блогеров, комиков — вчерашних кавээнщиков… Как относитесь к этому явлению?
Это просто преступление! Так называемый хайп, который ни к чему не приводит. Назовите мне хоть один советский фильм, в котором играл бы какой-нибудь непрофессионал. Давайте я построю дом. Посмотрю в Интернете, как это делается, и построю. Вы будете в нем жить? Считаю, что каждый должен заниматься своим делом.
Что касается КВН, то он прекрасно начинался в далекие 60-е. Непрофессиональные люди выходили на сцену, шутили, были чуть-чуть неловкими… Я помню 80-е, когда после большого перерыва все это возродилось. И даже тогда КВН вызывал ощущение чего-то правильного. В СССР весь юмор вычесывали и редактировали настолько, что ничего живого уже не оставалось ни в шутках, ни в артистах. А тут вдруг на сцене молодые люди с живым юмором — это было интересно.
Потом все превратилось в бизнес. Шутки на телевидении должны быть четкими, чтобы человек не переключал канал, потому как по нему крутят рекламу — а это деньги. Далее кавээнщик попадает в киноиндустрию. Его показали шесть раз по телевизору крупным планом, — и он подумал, что он артист. Кавээнщика начинают использовать продюсеры для привлечения публики, а через пять лет он исчезает. Потому что его смешная физиономия перестала быть интересной, а заниматься актерской профессией он, по сути, не может.
А как вы относитесь к тому, что дети известных актеров тоже начинают играть в фильмах? Например, сейчас дочь Юлии Пересильд стала очень популярной благодаря сериалу «Слово пацана».
Юля прекрасная артистка, мы работали вместе. Замечательно, что Анна тоже играет. Но это пока что ничего не значит. Я думаю, Юля знает, куда и как ее направить. Да, бывают истории, когда человек, снявшись в кино совсем юным, становится очень популярен. Но не факт, что он впоследствии выберет профессию актера.
Все-таки детская непосредственность — это одно. Но человек взрослеет, становится другим внутренне, у него появляется много зажимов… И ты, видя его на экране, вдруг понимаешь, что он не артист. Я, например, когда снимался у Андрея Звягинцева, запомнил на площадке талантливейшего мальчишку. Он играл просто гениально! Однажды я случайно пересекся с его мамой и спросил: «Где ваш гений?» А она: «Вы знаете, ему исполнилось 15 лет. Он сказал, что не хочет быть артистом».
Если Юля увидит, что дочь, став взрослой, способна заниматься нашей сложной актерской профессией, тогда они будут что-то решать, наверное. Я думаю, что Анна сто процентов будет учиться на актрису.
Ваш сын учится в МИСИС на IT. И все же у него есть интерес к творчеству. Борис увлекается музыкой, фотографией… Может быть, в его жизни уже появилось актерство?
Об актерстве сын никогда не задумывался. Даже разговоров таких не было. Никогда не хотел быть публичным человеком. Но, честно говоря, я тоже этого не очень хотел. Потому что его публичность была бы связана с моей, а это уже чуть-чуть не его жизнь.
У меня папа в авиации работал. Это же не значит, что я тоже должен был стать летчиком. Ужасно, когда детей заставляют чем-то заниматься насильно. Я счастлив, что у Бори в этом смысле есть видение себя в пространстве и он сам себя направляет.
А что касается творческих увлечений, то это просто нормальное человеческое развитие. Парень интересуется жизнью. Станет ли он музыкантом, совершенно не факт. Я еще не знаю, будет ли Боря в итоге айтишником, потому что он пока только на втором курсе.
Борис уже взрослый молодой человек. Еще не знакомил вас с невестой?
Девушка у него есть. Они, кстати, сейчас в Турции отдыхают. В первый раз сын поехал за границу в паре.
Есть ли у вас уже мысли о внуках?
Мне кажется, рановато. Мальчик в 19 лет еще не мужчина. Он сам еще ребенок. Девочка в 19 лет — совсем другая история. Конечно, все индивидуально. Бывает, что человек инфантильный и в тридцать. Но по большому счету женщина в 19-20 лет уже готова выйти замуж, такова ее природа. А мужчина только начинает осознавать пространство вокруг себя.
Ваша супруга Юлия говорила, что никогда не думала, что выйдет замуж за актера. В прошлом году вашей паре исполнилось 20 лет! Как отмечали?
Никак не отмечали… Юля меня ругает за то, что я неромантичный. Хотя я всю жизнь работаю в профессии, где невозможно быть неромантичным… Многие люди не актерской профессии любят устраивать шоу в жизни: корпоративы, свадьбы и прочий перфоманс. А я занимаюсь этим каждый день, и мне интересно все настоящее. Поэтому в нашей семье Юля организовывает домашние торжества, придумывает, как мы будем отдыхать, куда поедем. Я в этом смысле на вторых позициях нахожусь. Не люблю всякие там вечеринки, пафосные мероприятия.
