Женская правда о войне - о чем молчали 69 лет

Какие там романы!

Случай в дальневосточной части, где служила самарчанка Анна Тумайкина, остался в ее памяти на всю жизнь.
– Влюбиться на войне было парой пустяков. Попадая на фронт, мы, вчерашние школьницы, оказывались в окружении молодых, крепких парней, которые и заигрывали, и на свидания звали, – вспоминает 91-летняя Анна Макаровна. – Нас каждый месяц в медсанчасти проверяли: девочка или уже нет. Одни себя в строгости до конца войны держали. Другие пускались во все тяжкие… Замуж за офицеров мечтали выйти. А те добьются своего – и до свидания. Только однажды на наших глазах расцвела настоящая любовь – между одной нашей девочкой и парнем-грузином из летного состава. Как только она забеременела, их тут же разлучили! Ее отправили домой, а он в штрафбат загремел. Вся часть перепугалась. Так что какие там романы! Бывало, ночевали с мужчинами рядом – одетые, конечно. И никто тебя пальцем не тронет. Если девушка повода не даст, конечно.
Только раз Анна перепугалась за свою девичью честь.
– Меня откомандировали в совхоз, дали шофера. И вот едем – лес, полянки, речка… На какой-то опушке он останавливает машину: «Давай отдохнем! Устал я. Заодно перекусим». Я похолодела. Думаю: «Ну все, сейчас пристанет!» Достали сухой паек, сидим на травке, природой любуемся. И вдруг он негромко запел: «Бьется в тесной печурке огонь, на поленьях смола, как слеза…» Голос бархатный. Оказывается, артистом до войны был. Мне так стыдно стало за подозрения! С тех пор, как услышу «Землянку», так его и вспоминаю! – смеется ветеран.
Служила Анна в разведке летной части в Амурской области. Девушкам положено было выдавать юбки и гимнастерки, темно-синие кители. А к парадной форме – белые чистые воротнички!
– А в морозы нам выдавали полушубки, валенки и варежки из собачьей шерсти мехом наружу. Да и питание в авиации было лучше, чем в артиллерии. Перед полетами иной раз по плитке шоколада давали! Представляете, какая ценность в войну?
Но чаще дневали и ночевали в сырых землянках. Перед боями выходить можно было только в определенное время и в определенное место. Так что неудивительно, что в волосах, гимнастерках, под мышками завелись вши.
– Мы с девчонками ночью выходили в низинку, чтоб не особо видно было, разжигали костер, cнимали гимнастерки и над огнем вытряхивали. Треск от лопающихся вшей, как пулеметная стрельба!
Еще одна беда на Дальнем Востоке – комары. Нам давали специальные палочки: зажжешь – она дымит, и хоть немного спасает от гнуса. Когда часть подходила к селам, солдатам топили бани, выдавали противомикробное мыло. Но если поход, нельзя было ни помыться, ни белье сменить.
– Только снег и выручал. Отойдешь в сторонку, наберешь горсть и обтираешься, – вздыхает Анна Макаровна. – В «женские дни», опустив глаза от смущения, шли к старшине. Но он сразу все понимал: «А , тебе тряпочки надо?» – и выдавал списанные полотенца, рубашки. Рвали мы их и пользовались. А под городом Куйбышевка-Восточная Амурской области часть определили в казармы.
– Влезла я на верхнюю кровать, просыпаюсь ночью от укуса. Глаза открыла, а на стене – клопы, клопы… Что делать?! Закрыли мы с девчонками окна и двери и давай горючую серу жечь – клопов морить.
В августе 1945-го Анна участвовала в боях за китайский город Мукден.
– Страшные были д ни! Бесконечная стрельба, сплошное огненное зарево в небе и на земле. Представьте огромную стаю птиц – так что ничего не видно. Вот столько было самолетов! Японцы знали: станет Мукден нашим – проиграли войну.
После победы под Мукденом Анну отправили домой с контузией и осколочными ранениями. А ведь она могла вернуться безногим инвалидом!
Как-то летала с летчиком на У-2 над тайгой – искали удобные для посадки самолетов места. Увидели ровный зеленый лужок, сели – и чуть в трясину не ухнули! Только крылья и удержали. При посадке Анна ударилась, повредила ноги. Пока их нашли, раны загноились от тины. Врачи настаивали на ампутации, а Анна ревела: «Не дам. Лучше умереть!» Старый хирург пожалел – стал вымачивать ее ноги в марганцовке. И инфекция отступила!
В 1948 году Анна приехала в гости к фронтовой подруге – и ее брат Ростислав влюбился в нее с первого взгляда. Так и прожили с ним 58 лет. Анна Макаровна работала учительницей. Дочь вырастили, внучку. Каждое 9 Мая ее приглашали в школы. Каждый раз вспоминая о победах, Анна Макаровна никогда не рассказывала о том, чем поделилась с нами сегодня.

Осколок зеркала

Марии Григорьевне Назаровой – 90 лет. Живет в поселке Городище под Волгоградом. Ее военная биография началась в 18 лет после первого курса мединститута – в боях за Сталинград. А победу в войне гвардии сержант Мария Назарова встретила в составе зенитно-артиллерийского полка в Будапеште.
– Там уже после войны я осталась служить еще на несколько лет. Только тогда позволила себе влюбиться в будущего мужа. Троих детей ему родила. Вернулись мы на родину в середине 1950-х. На фронте я была и медсестрой, и связисткой, и водителем. А в мирное время переучилась на бухгалтера. Когда война началась, парней не спрашивали, конечно, всех забирали воевать. А нам, девчонкам, военком сказал: «Милые мои, страна в опасности. Будем защищать?» И мы дали согласие. Армейский парикмахер остриг Машины длинные косы.
– Глянула в зеркало на «ежик» – чуть не заплакала.
Потом мне выдали смену нижнего белья, гимнастерку, фуфайку, теплые штаны, валенки, и стала я бойцом. Никаких скидок нам, девчонкам, никто не делал. Воевать – так воевать! В походах таскали на себе и полевую сумку, и автомат, и тяжелые орудия парням помогали вытаскивать. А во время боя самих ребят – раненых, тяжеленных – тащили. А они, хоть 20 лет ему, хоть 40, все маму звали.
Пока за Сталинград воевали, раздеваться было нельзя: в любой момент мог начаться бой! В ватниках и валенках и ели, и спали. Утром, пока тихо, брали тряпки, валяли их в снегу и кое-как обтирались. В одном белье по 2–3 недели приходилось ходить, потом старшина привозил свежее, и мы могли поменять белье. Старались держать себя в чистоте. Летом купались в водоемах по пути. Командир кричал: мальчики направо, девочки налево – и все неслись на водные процедуры. Когда шли бои по Украине, в освобожденных деревнях хозяйки-хохлушечки нам, девушкам, воду отдельно грели, чтоб помылись.
У меня был осколок зеркала, я его в Сталинграде подобрала. А в кармашке гимнастерки лежали платочек и расческа. Налетят фашисты, да как начнут с самолетов стрелять. Ляжешь на землю, а вокруг тебя пули – «тюк, тюк, тюк». Пылищу поднимут, улетят. Я тут же достану платок и расческу, лицо вытру, прическу поправлю. Эта привычка – носить в кармане расческу и платок – на всю жизнь осталась.
Вернулась я домой в деревню. Знаю, много чего тетки болтали про женщин, побывавших на фронте. Я в споры не встревала. У нас медосмотры постоянно были, и перед демобилизацией тоже, выдавали «Проходное свидетельство». В нем написало: «Здорова. Девственна».

Модные чулки

Тамаре Антоновне Проскуриной из Курска в 1941 году исполнилось 17 лет. Вместе c эвакуационным госпиталем, в котором завхозом работал отец, семья отправилась в Новосибирск. Тамара с мамой стали прачками, санитарками в перевязочной. Тамара окончила медкурсы. И вместе с госпиталем в 1942-м отправилась на фронт. Мама в то время тяжело заболела, ее пришлось оставить на лечение. Да так и потерялись. Отец всю войну прошел – демобилизовался с ранениями. Младший брат был призван в 1945-м, но потом стал кадровым военным. А Тамара всю войну спасала солдат в госпитале.
– Поначалу к нам легкораненые поступали. Но к концу войны всех брали – и безруких, и безногих. На каждом месте дислокации первым делом кровати расставляли и заправляли. Кормили лежачих с ложечки: пока всех накормишь завтраком, уже и время обеда на ступает! Бинтов не хватало. Приходилось использованные снова пускать в дело. Снимаешь окровавленные бинты, замачиваешь в физрастворе, стираешь, обеззараживаешь в автоклаве. А вынешь, высушишь – и в свободную минутку сидишь и скручиваешь.
В начале войны всем женщинам госпиталя выдали невысокие мужские ботинки, а к ним обмотки вместо голенища, чтоб ноги не мерзли. Обмотки эти представляли собой узкую двойную ткань, с обоих концов простроченную. Тамара не помнит, кто первый придумал сделать из них чулки. Но подхватили новую моду буквально все! Достаточно было отрезать обмотку с одного конца – и носи на здоровье!
В госпитале за чистотой следили строго. Даже если стояли близко к фронту, персоналу, особенно женской части, разрешали и душ, и баню.
– Если надо, шли к командиру: «Товарищ капитан, можно гимнастерку постирать?» А у него поговорка была: «Даю два дня, ядрена копоть! После увижу в гражданской – на все катушку размотаю!»
После победы Тамара вернулась в Курск. Отец, встретив ее, спросил:
– Ты что же, одна?
– А с кем я должна быть?
– Муж, внуки?
– С этим надо подождать!
Встретила Тамара будущего мужа Виктора в 1947-м.
– Родила я ему дочь, сына. Так что папа понянчил внуков. Теперь уж у меня самой и внуки есть, и правнуки. Иногда удивляюсь: сколько же мы, девчонки, всего пережили! Где силы брали? Да молодые были, трудностей не боялись. Самодеятельность организовывали и по частям ездили выступать. Подъем был нев ероятный: все для фронта, все для победы. Ни у кого даже думки не было, что мы не победим.