1710-й километр Транссибирской магистрали отныне называют проклятым, да и можно ли иначе окрестить место, где погибли 575, а по другой версии — 645 человек, из которых 181 — дети? А ведь поезда № 211 и 212 не должны были оказаться на перегоне между деревнями Лемеза и Рассвет одновременно, но рейсы опаздывали. Неужели виной всему — трагическая случайность?
Нет, ведь главной причиной катастрофы стала утечка в близлежащем нефтепроводе, транспортирующем газобензиновые смеси. Когда поздним вечером 3 июня 1989-го давление в трубе резко упало, дежурный персонал не бросился искать неисправность, а наоборот увеличил подачу газа. Из-за этого огромное количество бутана, пропана и других легковоспламеняющихся веществ вытекло из образовавшейся щели и скопилось в низине. В 1:15 по местному времени один поезд, шедший из Адлера в Новосибирск, и второй — двигавшийся в обратном направлении, оказались в эпицентре взрыва: случайная искра вызвала детонацию газа.
Сила взрыва оказалась настолько велика, что ударная волна выбила стекла в городе Аша, находившемся в 11 километрах от места трагедии, а столб пламени видели люди за сотню миль. 11 вагонов сбросило с путей, 27 — обгорели и внутри, и снаружи. В локомотивах было около 1300 человек, останки 200 из которых так и не нашли. Более 600 пассажиров получили тяжелейшие ожоги и травмы, навсегда став инвалидами…
Минуло 35 лет, но очевидцы и пострадавшие не забыли ту роковую ночь. В памятную дату вспоминаем историю страшной катастрофы, ее жертв и героев, пренебрегавших собой ради спасения других.
«Поезда не столкнулись, а взорвались»
Последние вагоны двух поездов вспыхнули словно спичка и мгновенно превратились в пепел вместе с мирно спавшими на полках пассажирами… Пожар охватил 250 гектаров территории, в радиусе трех километров повалило все деревья. Сложно даже представить, каково было людям, вынужденным бороться за жизнь в этом кошмаре. «Когда прогремел взрыв, мы подумали, что началась война», — говорили многие очевидцы.
Были выходные, и глобально о происшествии стало известно в четыре-пять часов утра, на место катастрофы помчались бригады скорой, воинские подразделения, волонтеры. Поначалу простые жители близлежащих городов не понимали, почему один за другим мимо пролетают вертолеты Ми-2 и Ми-8.
«Мне тогда было семь, мы с ребятами не придали этим перелетам значения. Кто-то из моих друзей сказал, мол, два поезда столкнулись. А вечером отец подозвал меня к телевизору: на экране показывали взорванные и уничтоженные огнем пассажирские вагоны локомотивов, обгоревшие трупы, части тел. Тогда еще не было такой цензуры, наверное... И я понял, что поезда не столкнулись, а взорвались. Прошли годы, я начал заниматься железнодорожным моделированием, спустя время решил воссоздать электровозы поездов №211 и №212. До сих пор эта тема не оставляет меня равнодушным», — рассказывал «СтарХиту» житель Уфы Рустем Сахапов.
Время замерло
Наталье Хуснутдиновой было четыре года, когда она с 10-летним братом и мамой села в шестой вагон 211-го поезда. По договору родительница работала в Новосибирской области, а когда истек срок, ждала от бабушки Натальи телеграмму. Если бы женщина получила известие, то семья вышла бы в Аше и не попала в Улу-Теляк. Однако судьба распорядилась иначе…
«Когда приближались к Усть-Катаву, брат Женя неожиданно спросил: «А авария может быть с поездом?» Мама обняла меня, легли спать. Когда произошел взрыв, нас так и бросило двоих. Лежали, не шевелясь, мама думала, я умерла у нее на руках, прижала к себе», — делилась Наталья.
Родительница Хуснутдиновой просила пассажиров, уже выбравшихся из вагона, взять у нее дочку, но люди не реагировали: паника нарастала, все бежали подальше от места взрыва. Наконец, мама вытолкнула девочку в окно, где ее подхватил солдат из Хабаровска. «Я очень мерзла. Помню дикий холод, хотя везде все полыхало, — описывала Наталья самую страшную ночь в жизни. — Уже кожа слезла с меня клочьями, и веки заливало чем-то липким — это текла кровь по глазам. Страшные крики о помощи и стоны горящих людей. Я жалась к маме, и повторяла: «Мамочка, я умираю!» Она успокаивала: «Наташа, не бойся, нас спасут!» Вся левая сторона у меня сгорела, вторая половина тела меньше, так как была прижата к маме».
Вскоре нашелся брат Хуснутдиновой: он оказался в конце вагона. Мать с двумя детьми побежала по насыпи, с одной стороны горел лес, с другой — болота. «Мама уже ползла на коленях, мясо и кожа с ног давно сошли. Умоляла брата не оглядываться назад: везде были видны части человеческих тел, обугленные черепа и тлеющие куски тел... Сильно хотелось пить, было холодно и страшно. Даже детский мозг не может стереть из памяти эти жуткие картины», — признавалась Наталья.
Аварию увидел машинист тепловоза Сергей Столяров. Он отцепил составы с топливом, чтобы забрать пострадавших и довезти до Улу-Теляка. «Я теряла сознание несколько раз, очнулась уже в вертолете, — уточняла Хуснутдинова. — Я была нетранспортабельна, получила большой процент ожога. Меня отправили в ожоговый центр в Уфе, маму лечили в институте Вишневского в Москве, брата — в республиканской детской больнице столицы. Лечение продлилось девять месяцев: переливания, пересадки кожи. Мы втроем потерялись. Позже с помощью сыскных мероприятий выжившие люди находили близких. Мама думала, что мы с братом не выжили...»
Кошмар растянулся для Натальи на долгие годы: постоянное лечение, операции. «До 16 была на инвалидности, сгоревшие руки практически не работали из-за келоидных послеожоговых рубцов. Брат также. У мамы были часы на запястье. Они оставили оплавленный след на коже, отпечаток в форме часиков. Время Аша — Улу-Теляк замерло, — отметила она. — Мама умерла семь лет назад».
До 18 лет сыну Натальи Айдару, родившемуся с заячьей губой и волчьей пастью, осталось 5-6 операций, чтобы исправить челюсти и нос. Процедуры делают поэтапно, так как ребенок растет, меняются его череп и зубы
Шрамы остались у Натальи до сих пор, эстетических пластических операций ей не делали. В ранние годы жестокие сверстники обзывали беззащитную девочку, пострадавшую в пожаре, но со временем все изменилось.
Сейчас Наталье Хуснутдиновой 39, и она многодетная мама. Старший сын Айдар родился инвалидом с диагнозом «полная двусторонняя расщелина верхнего твердого и мягкого неба и альвеолярного отростка», что в народе принято называть волчьей пастью и заячьей губой.
«Врач сказал, что сын такой из-за множественных пережитых мной наркозов, — поясняла Наталья пару лет назад. — Я живу в селе, в Башкирии. В ближайшей местности нет работы. Поэтому занимаюсь плетением корзин и декора».
В 2021-м Наталья Хуснутдинова родила четвертого ребенка, долгожданную девочку — до этого в семье появлялись одни мальчишки. Вот только проблемы Айдара никуда не исчезли, и сейчас многодетная мама копит деньги на лечение: хирургическое вмешательство необходимо ребенку ежегодно. «Сама операция бесплатная, по квоте, а вот имплантаты покупаются за наш счет, их стоимость — около 90 тысяч рублей. Не знаю, как Айдар пойдет в школу в сентябре в первый класс: речи практически нет. Надеюсь, со временем врачи исправят челюсть, и он сможет говорить. Не хочу, чтобы его, как меня в детстве, дразнили», — переживала Наталья в 2022 году.
2023-й не принес женщине хороших новостей: операция Айдара на фоне трудной обстановки в стране отложилась.
«Мы отдали деньги на оплату пластиковых пластин, которые раздвигают челюсть, — делилась тогда Наталья. — Жду звонка от мастера. Они сказали, пластика нет. Ортодонт на учебе до 15 июня, буду еще звонить. Возможно, просто лето, все в отпуск уходят, и уже ничего не найти. Сейчас я нахожусь в трудной финансовой ситуации. Мы живем в глухой деревне. Не ходят ни автобусы, ничего. Проблема с выездом. Такси очень дорого забирает. Уже не знаю, как экономить. Пытаюсь заработать своими изделиями. С апреля ничего не купили».
В этом году операция тоже не состоялась, с Айдаром, который, к слову, окончил второй класс с одной «четверкой», все еще работает ортодонт. «Врач сказал два месяца назад, что в мае или июне приезжают врачи — проект „Улыбка“. Они делают такие операции. Если вдруг кто то откажется и освободится место, могут позвонить и пригласить для оперативного лечения носа и перегородки. Но только „если“. А так, все идет по плану, сказали не торопиться, челюсть растет и выравнивание идет постепенно», — сообщила нам Наталья.
Если вы хотите помочь Наталье Хуснутдиновой и ее сыну, связаться с нашей героиней можно через почту: nataliaaqvarel@gmail.com.
Расплавленные бантики
В первые минуты после взрыва спасение пассажиров было в их собственных руках. Уцелевшие помогали друг другу покидать вагоны, некоторые смогли самостоятельно добраться до ближайших населенных пунктов: Аши, Улу-Теляка и села Красный Восход. Другим повезло гораздо меньше…
Анастасия Кудашова ехала из Челябинска в Пензу вместе с мужем и дочками — двух и четырех лет. Семья хотела отпраздновать день рождения старшей девочки Ольги у родственников, не ожидая, что путешествие превратится в кошмар. Перед взрывом Анастасия проснулась от дурного предчувствия, но момент начала пожара выпал из ее памяти: женщина потеряла сознание. Восьмой вагон, в котором она находилась, не перевернулся, однако электропроводку замкнуло. Очнувшись, Кудашова почувствовала, что все лицо обожжено. К счастью, вместе с детьми и супругом ее вытащили из раскаленного локомотива.
«Все было настолько горячим, что кожа на руках шипела, — вспоминала Анастасия. — Но тогда я не чувствовала боли. Паники не было, помню, даже дети не плакали. Мы спустились с железнодорожной насыпи в овраг и ждали помощи. От одежды остались одни лохмотья, бантики на головах девочек поплавились. Нас лихорадило от шока».
Семью Кудашовой эвакуировали в Улу-Теляк, а оттуда отвезли в больницу Уфы. Выяснилось, что у Анастасии обожжено 64% тела, у ее супруга — 20, а у младшей дочки — 10. Старшая Ольга родилась в рубашке: спала с головой под одеялом и не пострадала из-за взрыва. Врачи не надеялись, что мама двоих детей встанет на ноги, однако она поправилась. А вот муж пассажирки скончался спустя пару недель: начался сепсис, и спасти его не удалось…
Погибшие дети
На месте скончались 258 человек, 317 — в клиниках, и это без учета возможных безбилетников, пропавших без вести, малолетних детей, не задокументированных как пассажиров… Сегодня на мемориале 675 имен — статистика ужасает. Ежегодно к нему приезжают, чтобы почтить память умерших, но существует и особая традиция: в челябинском Ледовом дворце спорта проводят турнир, посвященный девятерым погибшим в катастрофе под Ашой юным хоккеистам команды «Трактор-73».
«На этот период мои ребята закончили лишь девятый класс, — делилась классный руководитель Эра Григорьевна. — Наш 9 «Г» так и называли в школе — спортивным. Погибли Сергей Генергард, Олег Девятов, Артем Масалов, Андрей Шевченко, Сергей Смыслов, Андрей Кулаженков, Алеша Козловский, Александр Михайлов, Станислав Петров. Вот Саша Сычев — выжил, один-единственный из хоккеистов. Умерли также гимнасты Леша Лазарев и Женя Мохов, наши преподаватели: военрук, учительница русского языка и литературы…».
Вместе с педагогами ребята ехали в Краснодарский край на сбор черешни — не отдыхать, а работать. За свою короткую жизнь мальчики показали себя трудолюбивыми, целеустремленными людьми. Им прочили большое будущее в хоккее, но все мечты рухнули в зареве взрыва…
Единственный уцелевший, Александр Сычев, впоследствии играл за клуб «Мечел». Нападающего Артема Масалова, защитников Андрея Кулаженкова и Сергея Генергарда, вратаря Олега Девятова — вообще не удалось найти среди останков. Андрей Шевченко попал в реанимацию 21-й больницы в Уфе, но скончался спустя пять дней. До последнего мальчик переживал за судьбу товарищей, спрашивая, где же они.
Смерть беззащитных детей шокировала всех без исключения. Так, 19-летняя медсестра Рафида Харунова, работавшая в Ашинской горбольнице, впервые столкнулась с массовой гибелью маленьких пациентов. На ее глазах ушла из жизни крохотная неопознанная восьмимесячная девочка.
«Поразило меня, неопытную тогда, молодую медсестру, что вроде ожогов нет у нее, только опалились чуть-чуть реснички и волосики, а она умерла. Это был первый раз, когда я увидела умирающего человека. Иду в морг, и вдруг взгляд мой падает на мусорный бак. А там куча солдатских сапог. Захожу внутрь и понимаю, как много погибших. Ходила как в каком-то фильме ужасов», — признавалась Рафида.
Самое страшное в том, что, даже когда людям удавалось выбраться из огненного ада, и казалось, худшее позади, смерть настигала их в больнице. Голыми руками Валерий А. раскидывал раскаленные остатки перегородок купе, чтобы вытащить жену Наташу и дочь Олесю. Кожа на пальцах вывернулась, как на сваренных сосисках, шифоновое платье супруги расплавилось за секунды. Пешком семья пошла через поле: Наталья со сломанным голеностопом несла девочку на спине, не плача и не крича, хотя получила ожоги четвертой степени, нервные окончания сгорели. На полустанке пострадавших забрал пожарный поезд и доставил в Улу-Теляк.
«Папа, ты почему такой страшный? У меня в ручках конфеты (пузыри ожоговые)?», — последнее, что я слышал от дочери. В больнице Улу-Теляка ее усыпили, — делился ужасными воспоминаниями Валерий. — На автобусе в Ашу, на вертолете спустя какое-то время — в Уфу, от уколов начинаю «плыть». В Москве очнулся в Склифе, кисти рук как в боксерских перчатках. «Отрежете?» — «Да нет, парень, держись…». Доченька умерла 19 июня, в полном сознании в страшных мучениях: отказали почки… Мне сообщили об этом, предварительно накачав морфием, на девятый день. Рвал бинты, волком выл. Гроза: такой не слышал ни до, ни после, ливень ураганный был в тот день. Это слезы ушедших. Через год, день в день, 19 июня родился сын…».
Герои посмертно
Без оперативных действий военных и врачей жертв катастрофы было бы гораздо больше. Существенно изменило ход событий решение замначальника областного здравотдела Светланы Матвеевой сосредоточить всех ожоговых больных в одном месте: это снизило процент смертности среди пострадавших, ведь, как правило, такие пациенты плохо переносят передвижение.
Не зная сна и отдыха, врачи и медсестры боролись за жизнь каждого больного. «Девочка лет четырех плачет: «Где моя мама?». Мы сами рыдаем: как ей сказать, что мама и папа умерли от ожогов? Успокоили, как могли: «Наденька, мама — в другом отделении». А на следующий день прихожу ее перевязывать, она опять: «Тетя Гуля, где моя мама?». Аж сердце от боли заходится. У меня самой ребенок был маленький, я только из декрета вышла. Очень тяжело было, все мы на корвалоле жили. А дети эти стали нам как родные. Я с ними потом в санаторий на реабилитацию ездила», — отмечала Гульсина Магазова.
Но были в этой трагедии и другие герои: простые люди, жертвовавшие собственным здоровьем и жизнями ради других. Андрей Долгачев попал в огненный ад девятого вагона 211-го поезда, когда возвращался из армии домой к больной матери. Юноша спал на нижней полке и проснулся от того, что его придавило верхней койкой. Едва успев прикрыть лицо от пламени, Долгачев выскочил из разбитого окна на воздух. Из соседнего локомотива парень услышал крики девушки и, не думая о безопасности, бросился на помощь.
Перед Андреем предстало печальное зрелище: израненная беременная женщина с полностью сгоревшими волосами. Солдат вытащил пострадавшую из вагона, но сам получил глубокие ожоги. Спустя две недели 18-летний юноша умер в Свердловском медцентре.
Похожая судьба ожидала и Резо Киртаву: после «учебки» 19-летний парень ехал в военную часть. В ту страшную ночь он вытащил из поезда десятерых детей, возвращавшихся домой из лагеря, и получил 80% ожогов всего тела, что несовместимо с жизнью. Киртаву наградили посмертно, и в его честь назвали улицу родного села.
Глядя на кадры хроники тех ужасных событий, сложно сдержать слезы. Спустя три с половиной десятилетия после трагедии ее невольным участникам по-прежнему тяжело рассказывать о событиях той ночи. Единственное желание пострадавших в катастрофе — чтобы больше никому не пришлось испытывать ту боль, что они пережили.
