Михаил Ефремов не дождался от судей Второго кассационного суда ни милосердия, ни снисхождения — те оставили его приговор в силе. Ни доказательства и доводы адвокатов, ни покаянная речь самого актера, ни медсправки и положительные характеристики, ни обращение 46 видных деятелей российской культуры не произвели на людей в черных мантиях особого впечатления.
Последнее, кстати, вообще не было принято ими во внимание. Сначала в подлинности подписей Константина Хабенского, Сергея Безрукова, Юрия Башмета, Александра Домогарова, Сергея Шакурова, Данилы Козловского и десятков других народных и заслуженных артистов, руководителей театров, усомнился адвокат потерпевших. После чего документ, якобы, не заверенный у нотариуса должным образом, не был приобщен судом к материалам дела. Причем, подобные вещи обычно составляются в свободной форме и принимаются автоматически. Однако, тем самым служители Фемиды, похоже, успешно продемонстрировали отношение к культуре в современной России.
Представитель Захаровых Александр Добровинский делает все от него зависящее, чтобы никаких положительных изменений в судьбе Ефремова не произошло. На заседании он, как минимум, искал подвоха в каждой детали. При этом, по его же словам, потерпевшие не выступают за то, чтобы приговор Михаилу был максимально суровым и примут любое решение суда…
По поводу его действий могу сказать, что он фактически лично меня обвинил в предоставлении подложных документов. Заявив по поводу письма от деятелей культуры: «неизвестно кем и каким образом это все было подписано». С его слов получается, я предлагаю суду документ, который вызывает сомнения в достоверности. А ведь это уголовно наказуемое деяние, есть соответствующая статья. Как адвокат с 45-летним опытом работы, никогда в жизни не позволю себе выйти куда-то за пределы законных действий. Кто выходит, как минимум, лишается адвокатского статуса. Вот господин Добровинский яркий тому пример. То же касается и его высказываний относительно того, что Ефремов, так сказать, не может быть прощен. От лица Захаровых он отказывает в прощении или сам не может простить? Того, что его выгнали из адвокатуры.
Общались ли вы с самими потерпевшими? Они, действительно, категорически против снижения срока?
Нас к ним просто не допускают. В свое время мы делали попытки, но нас отсылали к господину Добровинскому. Но вы же видели его поведение на кассации, он в вопросе участи Ефремова абсолютно не заинтересован.
Что касается подписей деятелей культуры, которые суд не принял. По чьей инициативе их собирали, почему документ был именно в таком виде представлен суду?
Это была инициатива защиты. Суд должен рассматривать ситуацию по делу через призму личности осужденного. А вот что он из себя представляет: положительная характеристика из колонии, уже вторая — первая была из СИЗО, плохое состояние здоровья и, наконец, 46 человек ходатайствуют о снижении ему наказания. И вот так это все взять и отбросить? На сомнительном основании, что «нет возможности установить сейчас всех подписавшихся». Да, вопрос о том, стоит ли это делать, поднимался. Но такого рода ходатайства судами всегда принимались без каких-либо нотариальных заверений. Теперь я уверен, что многие из подписантов этого письма глубоко обижены, что их так некрасиво проигнорировали.
Характеристику из колонии, в отличие от письма звезд, к делу приобщили. О чем в ней говорится, какие факты приводятся? В суде это не прозвучало.
Текст судьи не сочли нужным озвучить, хотя все документы, которые приобщаются, должны оглашаться. Характеристика исключительно положительная. Не хватает разве что слов «твердо встал на путь исправления» — но это пишут, когда человек пробыл в колонии долго и зарекомендовал себя только с положительной стороны. И это в нашем случае — не сделанная для суда бумага, а документ из личного дела. Там указано, что Михаил положительно реагирует на все мероприятия администрации, принимает активное участие в общественной жизни и главное — не имеет ни единого замечания за год с лишним. И три официальных поощрения. Одно из них — за помощь в организации спортивного турнира. Остальные — за серьезные мероприятия, связанные с его профессиональной деятельностью.
В своей речи Ефремов упомянул, что его семья сейчас в тяжелом положении и буквально «отрывает из скудного бюджета деньги», чтобы ему помогать. Но при этом на слуху информация про 70 или 80 миллионов в банковской ячейке. Которой его супруга Софья, якобы, долго не могла пользоваться.
Скажите мне, откуда эта информация? Очередной фейк. Как и Ефремов с гусем, и Ефремов в Москве сотрудничает со следствием, сдает наркодилеров и живет в своей квартире... С этим вопросом по всей вероятности мы будем еще разбираться. Такого рода вбросы создают негативное отношение к личности Михаила. У меня до сих пор спрашивают — а разве он не в Москве, разве он не под домашним арестом? Это работа против положительного имиджа артиста — грубая, наглая и подлая. И я готов людям, ее распространяющим, сказать это в лицо.
Вряд ли они готовы это услышать в лицо. Какие дальнейшие действия будете предпринимать? Готова ли семья в принципе бороться дальше?
Пока с Михаилом не обсужу этот вопрос, ничего сказать не могу.
Опять-таки, услуги хороших адвокатов стоят немалых средств. С Михаилом сейчас работают три защитника. Его друзья оплачивают ваши услуги?
А мы бесплатно все работаем. У нас был начальный гонорар, а дальше мы просто считаем своим чисто человеческим и профессиональным долгом довести дело до конца. С полной отдачей и не взирая на все те препятствия, которые могу возникать на пути.
Никита Высоцкий, автор обращения деятелей культуры и искусства:
«Почти всех подписавших обращение я так или иначе знаю. С каждым созванивались, встречались по этому поводу отдельно — либо я, либо те, кто помогал мне в этом вопросе. Вообще это достаточно трудозатратное дело, заняло не одну неделю, так как мне сказали, что по электронной почте собирать не стоит, мол, надо, чтобы люди подписали лично. А все они занятые, востребованные — кто-то на съемках, кто-то, наоборот, в отпусках, так как многие театры еще не открылись на тот момент. Некая форма в любом случае была соблюдена.
Но прозвучало возражение Добровинского и суд принял во внимание это возражение — в итоге документ не приняли. То есть нам надо было, как оказалось, все время возить с собой нотариуса. Но такого закона нет! Подобные документы не требуют заверения, они всегда на усмотрение суда. Что ж, суд усмотрел необходимость нотариуса. И мне, и всем людям, поставившим свои подписи, кажется, что это несправедливо. Мы обращались к суду искренне и от чистого сердца. А в ответ проявлено не то, что неуважение, а какое-то пренебрежение, мол, «сами разберемся». Ну вот, разобрались. Это было довольно аргументированное письмо — не коленопреклоненное, не челобитная. Текст — не юридический, а скорее человеческий.
Многие из нас в разрешенном контакте с Михаилом, многие навещали его в тюрьме — знаем его настроение и состояние с самого начала. И у очень многих ощущение, что приговор чрезмерно суров. Михаилу в этом году 58 лет — сколько ему будет, когда закончится срок? Мы попросили учитывать его личность, заслуги — у него в том числе есть и государственные награды. Подписывали это письмо именно те, кто имеет моральное право такие вещи суду сообщить. А суд просто взял и усомнился в том, они ли это. Честно говоря, не понимаю. Почему, с какой стати?»
Фото: АГН Москва, Legion-Media, архив, Ольга Плетенева
