Телеведущий заявил около четырех лет назад, что он является внебрачным сыном Спартака Мишулина. Тимур Еремеев стал сначала героем прессы, а потом ряда телеэфиров. В книге его имя изменено, но люди, знакомые с этой историей, сразу поймут, что речь идет о нем.
«СтарХит» публикует отрывки из книги дочери Мишулина, в которых она описывает, как их семья пыталась добиться того, чтоб доказать свою правоту и установить, что никаких других детей у Спартака не было.
Глава 3. Ток-шоу
«Когда отца нет в живых, то сравнивать разнополых людей на предмет родства сложно, так как у всех людей одной расы так или иначе могут быть схожие локусы, но это не значит, что они родня. Образно, с бананом у человека 50 общих локусов. То есть при желании можно сделать банан родственником какого-нибудь человека.
Мы сказали, что есть папин племянник, но по материнской линии, по линии папиного отца нет никого.
На что доктор сказал, что нет, игрек-хромосомы разные и дальнее родство вообще сложно доказуемо.
— Но как же, — спросили мы, — ведь сейчас везде запросто делают подобные анализы?
— Да, — ответил врач, — люди платят, и мы делаем. Но это все равно вариативный анализ. А для суда, если вам это нужно серьезно и грозит какими-то последствиями, лучше не рисковать. Это все равно что подкинуть монетку ввысь, орел или решка, наугад. Так и тут.
И вообще, мне кажется очень важно понимать разницу между досудебным ДНК и сделанным в суде. Итак, досудебным анализом называется исследование, и проводят его специалисты, которые не несут уголовной ответственности, и тут уже все зависит от их порядочности и компетентности. Сделают они все честно или нет. В суде проводится экспертиза, которую делают эксперты, и в зале суда они подписывают документ о том, что они предупреждены о том, что несут уголовную ответственность за подлог. То есть в суде нельзя купить ДНК, спросят многие? Отвечу так, что иногда возможно все, к сожалению. Но в любом случае судебное ДНК, конечно, важнее досудебного, так как несет юридическую силу и однозначно принимается судом.
Разговор мы записали на всякий случай, но понимали, что нужен документ из государственного учреждения, все это подтверждающий. Опять же для суда. Тем более, по за- кону РФ, дети, рожденные до 1991 года, должны доказывать родство без ДНК. Документально.
Да и цель все-таки наша была отстоять честь и достоинство, а не доказывать родство!
Также в это время один наш товарищ свел нас еще с одним адвокатом, очень серьезным, высокого уровня.
Мы описали подробно всю нашу ситуацию. И первое, что он сказал:
— Только ни в коем случае не делайте ДНК!
— Почему? — спросила я.
Да я уже понимала более-менее, что к чему в теме ДНК, но было интересно услышать мнение юриста.
— На моем опыте, — ответил он, — огромное количество подложных ДНК, когда людей по ним незаслуженно сажали за то, чего они не делали, черные риелторы, например, так отнимают недвижимость у людей, делают подложные ДНК, и все, ничего не докажешь. Это очень серьезно и опасно. Если и делать, то только за границей, причем желательно в нескольких разных центрах и странах. Но наш суд не позволяет по законодательству это сделать не в Роcсии. Наш суд не принимает иностранные экспертизы.
К сожалению, финансово мы не смогли потянуть того адвоката, он заслуженно стоил дорого, но у нас не было таких денег. Думаю, с ним, конечно, мы бы не наделали столько глупых ошибок. Но на то оно и испытание, понимаю я уже сейчас, чтобы проходить через трудности и ошибки.
В это же время начался сезон в театре, где я работала. Идя на сбор труппы, я очень нервничала, так как на почве всех переживаний у меня развилась ксеростомия, это нервное заболевание, когда пересыхает рот и ты не можешь вымолвить ни слова. Помогает только вода, и то ненадолго.
А речь — основа моей профессии. Было очень страшно, что, выйдя на сцену, я не смогу говорить. Это был бы конец моей работе и карьере.
Теперь бутылочка воды стала моим лучшим другом и всегда лежала в сумке.
После сбора труппы худрук позвал меня в кабинет на разговор.
Подходя к его кабинету, я, конечно, немного нервничала, и ксеростомия взяла свое. Войдя и поздоровавшись, я поняла, что еле говорю, а мой стеснительный характер не позволил об этом рассказать, да и, конечно, я верила, что решу эту проблему с ксеростомией сама, а озвучив ее, я могла бы раньше времени лишить себя работы и быть отправленной на больничный. А для актера больничный подобен смерти.
В общем, села я перед худруком, разговор наш занял минут 10, он сказал, что, скорее всего, нас будут уговаривать прийти на ток-шоу, но его мнение, что ходить не надо, так как все эти шоу скандальные, неправдивые и преподнести они могут все так, как будет нужно им.
— Оставьте эту тему, забейте, — говорил он.
И я клянусь, что тогда, 6 сентября 2017 года, я на миллион процентов знала, что мы никуда не пойдем, ни за что! На тот момент я была твердо в этом уверена.
Но то, что я хотела сказать худруку про их звонки нам, про атаку, про давление со стороны редакторов, про суд, я не смогла, так как речь меня не слушалась, я лишь что-то промычала в ответ, чтобы не подавать вида болезни, выслушала его и ушла.
Конечно, он был прав! Сто раз прав! И еще раз повторюсь, что в тот момент я реально думала, что мы не пойдем на телевидение.
<...>
У меня случился нервный срыв на съемке. Да, я не сумела совладать с собой. Да, моя эмоциональ- ность взяла верх над разумом. Потому что я была не подго- товлена, потому что обстоятельства и люди вокруг были на- строены против меня, а я никогда до этого не была в таких ситуациях. Да, я захлебывалась от лжи и несправедливости вокруг. От негативной энергетики и от того, что выворачи- вают правду наизнанку.
Да, кто-то имеет право сказать, что я публичный человек и обязана была держать себя в руках! С одной стороны, да, это так! Да, нельзя было позволять эмоциям брать верх над разумом! Да, нужно было сохранять достоинство! И я очень жалею, что сорвалась тогда! Эта ситуация заставила меня впоследствии активно работать над собой, извлечь уроки и переосмыслить многие вещи! И если бы можно было все вернуть, конечно, все было бы иначе, но ничего уже не вернешь! Свои уроки я извлекла и проработала ошибки, но тем не менее даже тот мой срыв не давал никому права уничтожать и топтать меня! Я своим срывом не вторглась ни в чью жизнь, не разрушила ничью семью, не принесла боли! Мой срыв мог просто кому-то не понравится, но это не дает права забивать камнями человека!
До эфира, за несколько недель, мы обратились к физиогномисту, прислали ей фото папы и этого парня, решили узнать, что она думает на тему родства. И у меня есть со- общение от нее, где она четко пишет: «Он не сын!» И объясняет почему!
А тут в студии она же сидит и говорит совсем иное, врет. Я, не привыкшая к лжи, да еще такой наглой, конечно, взрываюсь и говорю ей: «Как вам не стыдно! Вы же лично писали совсем другое!»
Глава 4. Травля
Моя мама не публичный человек, никогда не стремилась стать таковой. Она даже фотографироваться не любит. Она жила в любви и доверии тридцать пять лет, с мужем, который боготворил ее и не давал даже повода думать или подозревать его в чем-то. Она дышала им, жила им, любила и уважала его. После его смерти до сих пор она живет памятью о нем. Да, у нее культ папы, но она же имеет на это право? Она же никому не мешает этим! И этот парень, если бы был порядочный, просто обязан был в первую очередь подумать о ней! Как бы ему это ни нравилось, но она законная жена Мишулина, женщина, с которой он прожил жизнь, строил дом, сажал дерево, рожал ребенка, делил горе и радости! И уж она точно ни в чем не виновата перед этим парнем! Нельзя исполнять свои «хотелки» на крови других людей! Порядочные люди так не поступают!
И самое главное, слова многих: «Какое счастье найти брата!» — могут иметь место, когда родственников разлучают в детстве или, не дай бог, один ребенок теряется, и вот спустя годы они находят друг друга, да, тогда это великое счастье и радость!
А когда люди почти сорок лет ничего друг о друге не знают, не растут вместе, не общаются, когда их ничего не связывает, то по сути они чужие люди. И чтобы стать близкими, нужно познакомиться, притереться к друг другу, понять, есть ли общие интересы, есть ли точки соприкосновения, только после этого можно делать выводы, будут эти люди близкими или нет. А все романтические истории, которые мне так пытались навязать диванные критики, бывают только в мелодрамах. И окажись эти критики на моем месте, прожив мою жизнь, уверена, реагировали бы точно так же, как и я. Но для того, чтобы попробовать стать близкими, порядочные люди стучат в дверь к тем, кого хотят назвать родней, а не продают за деньги свою якобы правдивую историю!
А также если представить, что его история правда и он сын Мишулина, моя мама имеет право его не принимать и не признавать? Уже сейчас, когда нет папы, когда невозможно узнать его мнение? Мне кажется, имеет. И полно женщин, которые не принимают детей своих мужей от других женщин, разве не так? Так за что же только из моей мамы сделали демона? Какой-то садизм напоминает. Человек говорит: «Отстаньте от нас, мы не хотим в этом участвовать, не трогайте память нашего любимого человека. Считает он себя сыном, пусть считает, но нас не трогайте!»
Глава 5. ДНК
Канал снова звал нас на эфир. Якобы надо же доказать, что я дочь! Давайте позовем маму! Кому доказывать, зачем? «Мне это не надо!» — говорила я. Да и у мамы, на фоне диабета, на нервной почве, обострился пародонтоз и выпал передний зуб. Так как с ее диагнозом сложно поставить импланты, мы ждали приговора врачей, как восстановить зубы. Да и ехать на телевидение без зуба не хорошо.
— Ну что вы! Мы не будем снимать крупные планы, да вообще давайте мы оплатим лечение, зубы — это дорого. А вы как раз придете, мама выскажется и заодно получит деньги на лечение.
— Послушайте, Ирина, мы вообще сдали костюм Павлюхину и ждем ответ по ДНК! Мы не пойдем никуда, — отрезал муж.
— Как сдали? А что же вы не сказали? Это же отлично!
И снова мы попались. Снова сами дали им в руки козыри. Где-то в это же время позвонил Павлюхин, радостно сказал, что якобы обнаружил все 24 хромосомы, вместе с игрек-хромосомой. А также сравнил это с моей кровью, и, естественно, сомнений не было, что я дочь своего отца, а костюм принадлежит папе.
Что делать дальше? Ждать суда или звать Тамира сдавать ДНК? Адвокат сказал, надо звать. Мол, скоро суд, как раз к нему будет все готово.
Но вдруг суд не примет досудебное исследование? Конечно, про подкупы и подлоги я тогда даже и не думала. Ведь мы делали все сами, без участия канала. Но я снова забыла тогда, что всеми его действиями руководят, и сам он не сделает даже шага…
Наш адвокат связался все-таки с Хвостовой, сказал, что костюм проверен и обнаружены ДНК, моя кровь совпадает и пусть Тамир сдаст свою.
В ответ мы получили ответ Тамира, что сдавать ДНК он будет только в Институте имени Сербского.
— В Сербского? Это же психиатрическое учреждение, там можно провериться только на вменяемость — сказала я мужу растерянно. — Там же не делают ДНК.
Но ответ был непреклонен. Только Сербского.
— Я ничего не понимаю. Он же сам на передаче сказал, что готов идти и сдавать ДНК, где угодно и сколько угодно раз. При чем тут Сербского?
Мы даже начали шутить с мужем, что ну если он так хочет, пусть идет туда, может, там ему и место. Мы размышляли, а вдруг это подстава, вдруг они хотят меня выставить ненормальной, вынудить прийти туда, а сами там будут с камерами и потом покажут, что это я решила сдать
ДНК в психиатрической клинике.
Конечно, я понимала, что он не хочет идти, так как знает правду. А мы не даем возможности каналу помочь и влезть в процесс этого анализа,
И тут снова канал делает хитрый ход, вынуждая нас прийти на эфир и как бы под это дело заставить Тамира сдать ДНК.
— Вы придете на эфир, а мы заставим Тамира! Он не отвертится! Мы осветим, что Карина сама, первая сдала костюм, свою кровь, что она дочь своего отца, а он пусть доказывает!
Да, умели они убеждать тех, кто еще верил, кто надеялся побыстрее закончить этот кошмар! Мы соглашаемся, мама тоже. Ведь обещали снять ее не крупно, да и мама рвется меня защитить и посмотреть в глаза обидчикам.
Назначают дату съемки, в это же время удивительным образом Тамир резко дает добро сдать ДНК. Ну конечно, теперь все ему оплатит канал, да и сделают так, как нужно им! Я даю разрешение Хвостовой и Павлюхину на использование своей крови и костюма в анализе с Тамиром, запомните это, пожалуйста, это важный факт, что именно Тамиру я разрешила! Пока ждем результата, происходят съемки.
Снова снимают 7 часов, снова провокации и ложь. Снова какие-то люди, которых мы видим первый раз, но при этом они все якобы держали свечу. Опять не выпустили половину людей, готовых разнести в пух и прах Тамира и компанию. Маму, естественно, снимают крупно, и плевать им на ее чувства и нехватку зуба. В этот раз мы в начале съемки сидим в гримерке и смотрим на экране происходящее в студии. Ждем выхода. Вдруг начинает выступать Разинштейн. Папа был с ним знаком, но никогда не дружил, более того, был случай, когда по вине Разинштейна папа был вынужден платить гонорар актерам из своего кармана, так как Разинштейн кинул папу на деньги, а папа, будучи ответственным и порядочным, не мог не заплатить актерам. После этого случая папа зарекся работать и общаться с этим человеком! И вот папы нет, а Разинштейн начинает нести ложь и похабщину в адрес папы. Я не выдерживаю, сидя за кулисами, и начинаю рыдать:
— Мам, ну за что он его так? Зачем он врет? Зачем он такое говорит? Я не пойду в студию. Я не выдержу!
Ах, как был рад оператор моим слезам. Ведь в гримерке нас снимали, как они сказали, будут маленькие подсъемы, как вы смотрите на экран. И тут снова я даю им эмоции. Меня снова захлестывает боль и обида за папу. Я сижу и слушаю, как люди, которые и мизинца не стоили моего папы, сидят и льют грязь на покойного человека! Мое сердце разрывается на части, возникает желание уйти, уехать.
Или высказать им всем, кто они на самом деле! И если меня обвиняли в наживе и пиаре, то простите, я боролась за честь отца! За правду, за ценности своей семьи! А они? Получали деньги и не моргнув глазом лили грязь и клевету на покойного? Наживались на чужом горе! На семье, которую они совсем не знали!
Выйдя в студию, мама четко сказала, что нам нет дела до темы родства! Сказала она так, потому что мы, как никто, знали, что все это спланировано и никакого отношения к папе не имеет. Нам важно отстоять честь любимого человека и пресечь грязь и клевету в его адрес! Но ее слова никому были не интересны, им важнее было снять ее крупно, чтобы показать беззубый рот, снять эмоции и нервы. Выставить нас исчадием ада, которые не хотят принимать «бедного мальчика»!
Кстати...
История с дальнейшими судами между Кариной и Тимуром Еремеевым закончилась тем, что теперь актер не может называть себя сыном Спартака Мишулина. Валерий Панасюк, адвокат Мишулиной, помог им довести начатое дело до конца. Стоит отметить, что Еремеев отказался от ДНК-экспертизы в суде, хотя сторона Карины ему это не раз предлагала.
В главе «Суды» Карина подробно рассказывает обо всех процессах. «Что касается апелляции, она произошла аж в ноябре 2018 года, спустя полгода после нашей подачи жалобы. Почему? Ведь по всем законам она должна была быть не позднее чем через три месяца. Потому что снова они нам ставили палки в колеса. Пытались любыми путями остановить, как говорится, брали измором, надеясь, что мы устанем и заберем заявление. Они постоянно возвращали нам жалобу, писали отказы, писали мнимые нарушения, Валера тут же это оспаривал. Дошло до того, что Валера уже отправил жалобу в кассацию, это инстанция выше Мосгорсуда, мы долго ждали ответ, и в итоге он пришел в нашу пользу. Также Валера подал жалобу на судью в судейскую коллегию, и была назначена коллегия, где те, кто главенствуют над судьями, уже разбирали их действия. И только после этого, спустя полгода наших мучений и откровенных издевательств над нами, апелляция состоялась.
Она прошла за час, нам снова все отклонили, Валера потребовал замену судьи, так как считал необъективным ее судейство, видели бы вы лица Хвостовой и Тамира, как Хвостова верещала, что первый раз видит такое неуважение к судье! Что как мы можем! Такие мы сякие
Тамир просто стал пунцовым, конечно, казалось бы все решили за него, еще шаг и заветная должность ведущего у него в руках, но тут мы никак не даем мошеннику занять пост!
Но и тут нам отказали в смене судьи.
Этот суд напоминал мне сходку в 90-е, когда две стороны пришли порешать вопросы, только одна с документами и поиском правды, а вторая с крепкой спиной и огромными связями. Надо ли говорить, кто победил и как?
А Хвостова вообще, я поняла, может работать по серьезным делам, только если сзади ее прикрывают. Манера ведения суда ее хамская и оскорбительная. Фактов и доказательств нет, но она берет унижением и напором. Она тонко оскорбляет оппонента, уводит разговор в другие, не имеющие к делу тонкости, забалтывает суд. Больше всего меня поразило, когда, видимо, ей уже совсем нечем было крыть, она начала оскорблять меня, как дочь, рассказывая, как я якобы плохо относилась к папе, как вышла замуж против его воли. Я сидела, оторопев, я шептала адвокату:
— Это не имеет отношения к делу! Почему вы не протестуете? О чем она вообще??
Но наш адвокат Симон молчал, так как ему, видимо, было велено молчать, и в итоге я не выдержала и сказала сама: «Это все не имеет отношения к делу».
Судья единственный раз удовлетворила мою просьбу. Хоть тут!»
Фото: Legion-Media, личный архив
