Шаврина встречает нас на крыльце своего загородного коттеджа в Троицком районе Подмосковья: похудевшая и оттого помолодевшая, оставшиеся на
лице шрамы спрятаны под грим. Прическа новая, но улыбка та же. А глаза грустные. «Прошу! – приглашает Екатерина Феоктистовна. – Вы тут осматривайтесь, по этажам пройдите, а я пока кофе сварю».
На одной прикроватной тумбочке в комнате Екатерины Феоктистовны – иконы святой Матроны и Николая Чудотворца, на другой – фото старшего сына Григория. В этом доме певица прожила два с лишним месяца после выписки из больницы, да и сейчас бывает чаще, чем в квартире на Никитской улице в центре столицы. «Здесь мне никто не мешает. Захотела – подмела. Захотела поесть – приготовила. Живу одна, но часто приезжают родные и друзья».
«Такое ощущение, что кто-то меня подтолкнул»
Сначала дети привезли ее в московскую квартиру. Но там двор осаждала пресса: все рвались увидеть певицу. «Утром я проснулась дома и позвала сесестру: «Таня! Таня!» Вошла дочь Элла, взяла за руку: «Мама, Таня умерла». И на меня опустилась пелена. Дочь зачем-то вышла из комнаты, а я, не помню как, поднялась – и к окну, чуть не сиганула вниз с четвертого этажа. Но тут Элла вернулась, схватила меня в охапку и держала, пока я не перестала рваться и плакать. После этого зять организовал мой отъезд. Во двор въехали три машины, дети переодели меня в старенькую бабуську, чтобы никто не узнал. Усадили в одну из машин и увезли в этот дом. Тут я и начала привыкать к тому, что ничего больше не изменить… Дочки, Жанна и Элла, по очереди дежурили рядом со мной».
Старшей сестре певицы Раде сделали две трепанации черепа, заменили хрусталик глаза – теперь зрение стопроцентное. По сей день наблюдается в
дорогой клинике, проверяя и предупреждая появление очередных гематом. «Однажды после ужина Рада заснула у меня на диване. Я подошла, смотрю на нее – и как заплачу! Она проснулась, закричала: «Сколько раз тебе говорила: не смей! Я тоже могла сидеть в тот вечер за рулем!» Но
мы с ней все-таки поговорили. Сидели и головы ломали: как такое могло случиться… Помним: дорога мокрая – прошел дождик. И на встречке свободно, а с нашей стороны ряды шли плотно, мы ехали 40 километров в час. Такое вспоминается ощущение, что кто-то меня подтолкнул или подрезал… С того дня стоит мне завести разговор об аварии, родные как один говорят: «Перестань! Ты не виновата».
«Священник сказал: отпусти ее!»
Когда Шаврина нашла в себе силы полистать журналы, посмотреть, что там есть о трагедии, пришла в ужас от обилия домыслов. «Писали, например, что мы направлялись в мой дом. На самом деле в тот вечер мы с Таней успели добраться до поселка, у меня вдвоем пили чай. И вдруг Танюша попросила: «Поехали в Десну, покормим собак!» Раньше там у нас троих были дома, но я потом поменяла свой на этот коттедж. На следующий день я улетала на Кипр, вот Таня и решила не откладывать. Просила: поехали да поехали. Уговорила. Мы заехали за Радком, она в этом же поселке живет, подхватили и ее… Писали, что, мол, после аварии я вышла из машины… А на самом деле я два дня пролежала в коме. И очнулась в больнице от того, что сильно защипало внутри. Оказывается, мне ставили капельницу, и в вену попал спиртовой раствор. Он меня и оживил. Потом дочки рассказали, что, когда мои руки отнимали от руля, кисти не выдержали и сломались. У меня полопались все вены. Кость на правой руке неправильно срослась, теперь сдвинута внутрь. Уже полгода я лечусь: разжижаю кровь, так как внутренних гематом очень много осталось…»
После аварии певица долго не могла есть, спать. Молилась за сестер и себя, заказывала в церквях службы. Она все-таки съездила на Кипр и, отработав обещанный концерт, отправилась в знаменитый монастырь Кикос. «Священник на исповеди сказал мне: отпусти ее, ты не даешь ей спокойно уйти. Читали надо мной молитвы. Специально для меня вручную изготовили 40 коротких белых свечей. А кроме них, дали с собой еще столько же тонких длинных на оливковом масле. Это чтобы всякий раз, когда меня охватывает отчаяние, я зажигала бы свечу и читала молитву «Боже,
милостив буди мне грешному…» – Семипоклонный начАл. Сейчас уже ни одной свечки не осталось – все сожгла. Скоро снова еду на Кипр, попрошу еще…
Певица просит: «Только не делайте меня жертвой! Я с 14 лет работаю, всей родне всю жизнь помогаю. Даже дочь Тани, Юленька, сразу после случившегося мне сказала: «Тетя Катя, в наших отношениях ничего не изменится. Мы одна семья». Я для нее всегда была и буду второй мамой. А то, что случилось, – случилось. И я теперь буду с этим жить.
«Коплю деньги на памятник»
В самые тяжелые дни, когда певица от душевной боли не знала, куда себя деть, у нее стала складываться песня: За хлеб, за соль, за эту боль не упрекай меня, со мной любовь твоя…
Эх, на небе дали, эх, мы не достали.
Эх, а в небе птица, эх, а мне бы
скрыться.
Да только некуда лететь…
Певица так и назвала ее – «Дали». А сейчас потихоньку начинает исполнять. «Я выхожу и объявляю, что песня посвящена моей сестре Тане, звучат аккорды – и зрители… встают. Поначалу мне было неловко, я стеснялась. А потом стала петь с поднятой головой. Люди понимают, что я чувствую. Сестра мне очень дорога. Она была и подругой, и концертным директором, и помощницей, и жилеткой». Певица вышла на сцену через 4 месяца
после аварии. «Я коплю деньги – хочу поставить памятник, достойный моей Танечки. Вот в октябре спою – и будет половина нужной суммы. Эскиз
памятника и портрет сестры сделает один очень известный художник».
…Раз в два-три дня Екатерина Шаврина бывает на могиле сестры в Деснах. «Подхожу: «Здравствуй, Танечка, как ты тут?» На могиле по сей день свежие цветы, записочки «Танечка, мы тебя любим». Среди артистов все ее знали. И вот сижу я у ее могилки и разговариваю: «Таня, ты у меня как настоящая артистка. Посмотри, сколько цветов! Как тебя все любят! Ты навсегда в моем сердце!»