Подруга Ларисы Гузеевой рассказала, как они выживали в голодные годы

Телеведущая известна своей бескомпромиссной манерой общения в передаче «Давай поженимся!». О ее прямоте и резкости ходят легенды. Звезда может поставить на место любого, кто, по ее мнению, этого заслуживает. В начале 80-х она была грозой курса Ленинградского государственного института театра, музыки и кинематографии. Ее боялись, восхищались или просто завидовали. Ведь уже тогда юная актриса исполнила главную роль в картине «Жестокий романс» Эльдара Рязанова. Однако, по словам товарищей, мания величия ей не грозила, потому что Лариса — звезда с рождения. В студенческие годы будущей знаменитости приходилось непросто. Однокурсница Гузеевой Ирина Коваленко рассказала «СтарХиту», за что в обиде на Ларису и как та выручила ее в непростой ситуации.

«Я даже не сразу поняла, о ком вы спрашиваете, — улыбается Ирина Павловна. — Ведь Ларисой ее никто не называл, а исключительно Гузька, Гузенька или Гузя. Мальчишки сходили от нее с ума, и было от чего — красивая, интересная, экстравагантная, худенькая, с большой грудью, ясными голубыми глазами... Но как только открывала рот, портрет несчастной бесприданницы сразу исчезал. В этом и прелесть, и некое несоответствие. Поэтому в «Жестоком романсе» она предстала для нас в совершенно нехарактерном образе, приятно удивившем.

Думаю, никто не захочет рассказывать плохого о Ларисе, а хорошего в том времени мало. Может, если бы ей не приходилось тащить все на своем горбу, то не стала бы такой озлобленной. Она ведь из очень простой, небогатой семьи. Одевалась всегда скромно, но со вкусом. Чтобы приобрести дефицитную модную обновку, вертелась как могла. Сама устраивала жизнь. Снималась в кинопроектах, иногда не совсем удачных, но что делать — элементарно требовались деньги на еду.

По ее признанию, единственным человеком, которого она побаивалась, была я, потому что могла достойно ответить очень высокомерной, выступающей в роли королевы, на всех смотрящей свысока Гузе. Сначала мы очень близко общались, а потом она убежала сниматься к Рязанову. Лариса и до этого нечасто появлялась в стенах института, какими-то своими делами занималась. Даже на выпускном ей не досталось роли в нашем спектакле «Фан-фан-тюльпан»: не уделяла репетициям должного внимания.

На первом курсе нас поселили в общежитии на улице Опочинина — по шесть девочек в комнате. Почти полный день занимала учеба. Приползешь ближе к ночи без сил, сделаешь глоток бледного чая — «Белые ночи» мы его называли — и спать. Все старались побыстрее слинять отсюда. У Ларисы это получилось лучше всего: стала встречаться с молодым человеком и вскоре к нему перебралась.

Время, без преувеличения, было тогда голодное. Денег ни у кого нет, продуктов особо тоже, на родителей рассчитывать не приходилось... Даже к сессии готовились лежа. Как только вставали, сразу же хотелось есть, поэтому энергию старались не тратить. Помню, стоял яркий апрельский день, с крыш капало, мы выползли погулять. В животе у меня урчало, перед глазами плавали мушки. Решили пойти к Ларисе в гости — в квартиру, где она жила на тот момент со своим художником. Из продуктов у нее оказались только мука и томатная паста. Но Гузеева не расстроилась. «Сейчас устроим пир!» — говорит. Сварганила блюдо практически из ничего. Сделала тесто, раскатала в большой блин и формочками вырезала заготовки, как для пельменей. Побросала эти кружочки в воду, сварила. Обмакивая их в томатную пасту, в итоге наелись до отвала. Я ей безумно благодарна за тот день — вкуснее в жизни ничего не пробовала.

Потом наши пути разошлись. Но какая- то незримая связь оставалась. Спустя 10 лет вдруг звонит. И разговариваем, как будто вчера попрощались. В последние годы не общаемся — у каждой свои заботы. Но, пользуясь случаем, хочу ей кое-что передать. Есть за ней грешок. В одном интервью несколько лет назад Гузеева озвучила мысль, что якобы с ней учились девочки-уродки и мальчики — полные идиоты. Так вот, Гузя, поздравляю, сейчас вокруг тебя одни красавицы, а общаешься ты, наверное, только с умными мужчинами. Всех благ!»