Толпа, собравшаяся 7 июня на Бродвее посмотреть на звезд перед вручением театральных премий «Тони», встретили Монику вполне доброжелательным гулом. Скорее, как диковинку, чем как женщину сомнительного поведения, на всю жизнь опозоренную сексуальным скандалом с участием президента Билла Клинтона. 41-летняя Моника, очень эффектная в ярком вечернем туалете с кружевной вставкой на лифе, расслабилась и заулыбалась. Она понимала, что большая часть зевак сейчас все равно думает о ее знаменитом синем платье с пятном спермы бывшего президента США. И об обстоятельствах, при которых пятно там появилось. Но то, что никто не свистел и не выкрикивал ничего обидного, показалось ей хорошим знаком.
Моника пришла на церемонию по приглашению закадычного друга, актера Алана Камминга. Они познакомились 16 лет назад на вечеринке журнала Marie Claire – и Алан остался верен завязавшейся дружбе, когда большинство друзей отвернулось от Моники. «Она – едва ли не самая добрая, верная, нежная и забавная женщина из всех, кого я знаю, – говорит о ней актер. – Я познакомил ее со своей семьей, она меня – со своей. Я считаю ее почетной сестрой».
Моника много лет избегала публичных мероприятий, но ей нужно было когда-то начинать личным примером поддерживать всех, кого затюкали интернет-тролли и другие любители анонимно кинуть камень в ближнего. В этом теперь заключалась ее работа. Незадолго до церемонии Левински объявила, что ее назначили стратегическим советником фонда помощи жертвам виртуальных издевательств Bystander Revolution. «В 1998 году я стала «пациентом зеро» новой социальной болезни, – сказала Моника. – Благодаря Интернету все кому не лень травили, оскорбляли и стыдили меня двадцать лет. И теперь я хочу громко сказать товарищам по несчастью: не отчаивайтесь, это можно пережить».
10 лет одиночества
«Если бы два года назад кто-то сказал мне, что я буду посещать публичные мероприятия и произносить речи, я бы рассмеялась ему в лицо», – призналась Моника, комментируя свое возвращение к активной социальной жизни. После скандала с Клинтоном она попыталась начать все заново: создала линию сумок ручной работы, участвовала в рекламной кампании средств для похудения, вела романтическое телешоу Mr. Personality... Искала достойного мужчину, чтобы создать семью, родить. Но к 2005 году убедилась, что ее попытки обречены на провал. Бойфренды – в частности, режиссер Мик Рид и продюсер Джефф Боггз – видели в ней лишь источник дешевой славы. «Ни один мужчина в здравом уме не сможет уважать ее достаточно, чтобы взять в жены», – глумились таблоиды.
С каждой новой неудачей Моника все дальше соскальзывала в бездну депрессии, которую на разных этапах запивала алкоголем, заедала фастфудом и таблетками, пока не поняла, что в Лос-Анджелесе и Нью-Йорке ей светит только психиатрическая клиника. Она уехала в Лондон и поступила в Школу экономики на курс социальной психологии, решив, что новые знания со временем помогут ей переломить общественное мнение. Вернувшись в Америку, выбрала местом жительства провинциальный Портленд. «Это не сработало, – вспоминает Моника. – Я нигде не могла найти работу. Из-за «той истории», как ее тактично называли работодатели... Если же меня брали, то только ради эпатажа и привлечения прессы, что было неприемлемо».
В 2012 году она опять обосновалась в Нью-Йорке. Продала квартиру в Гринвич-Виллидж и переехала жить к матери, только что похоронившей второго мужа. На редких уличных фотографиях Моника выглядела типичной старой девой – располневшей, неухоженной, одинокой и сломленной...
Благородная цель
Весной 2014 года Моника после десяти с лишним лет молчания вдруг дала откровенное интервью журналу Vanity Fair. Во вступительном слове она написала: «Ходят слухи, что Билл Клинтон заплатил мне, чтобы я помалкивала. Вовсе нет. Просто я слишком долго ходила вокруг моего прошлого на цыпочках. Но теперь я готова написать для своей истории другой финал, не тот, который кажется вам очевидным. Я собираюсь высунуть голову из-за парапета, вернуть жизни смысл и поставить прошлое на службу благородной цели. Чего мне это будет стоить, скоро узнаем».
Оказалось, Моника думала о выходе из подполья с 2010 года – с того дня, когда прочла в газетах историю 18-летнего студента Тайлера Клементи, совершившего самоубийство из-за виртуальной травли. «Этот случай потряс мою маму, – рассказывает Левински. – Память сразу вернула ее в 1998 год, когда она не отходила от меня ни на шаг из страха, что я покончу с собой. Я никогда не пыталась, но у меня были такие мысли. Мы с ней обе знаем, с какой легкостью можно раздавить человека грузом стыда и осуждения, буквально затравить его до смерти. После долгих разговоров с мамой о случае с Тайлером и других подобных трагедиях, которых с каждым годом становилось все больше, пережитое предстало передо мной в ином свете. Я подумала: какое право я имею и дальше вариться в собственном соку, если мой опыт может помочь кому-то пережить унижение, спасти чье-то будущее?»